Впереди самое неприятное. Прочитать письмо дочке, глядящей на
меня с интересом и тоскливым страхом. Вопрос «что там?!» готов
вырваться в любую секунду несдержанным криком.
«Эмма Марковна, надеюсь, это письмо в ваших руках. А если читает
не Эмма Марковна, то немедленно доставьте это письмо в канцелярию
губернатора, чтобы не соучаствовать в преступлении против
государства…»
Я поняла, не по почерку, по стилю — писал Степа. Как всегда,
продуманно и спокойно, не по годам. И почти без страха. Хотя
прекрасно осознавал: если кто-то чужой вскрыл бы конверт и прочел
письмо с таким содержанием, то никуда бы не понес, а расправился с
автором — со Степой.
Молочный брат Лизоньки повествовал обстоятельно. Как однажды
отец явился в их убогое жилье с корзиной почти забытой снеди и,
пьяно улыбаясь, начал раздавать глиняные и деревянные игрушки
Мишеньке и Эммочке — младшим братику и сестренке. Как хвастался,
что в трактире «Канареечка» наконец-то встретил людей,
восхитившихся его почерком и поручивших маленькую работу за большие
деньги. Что работу выполнил тут же, в чистом кабинете трактира. Что
жизнь пошла на лад.
На другой день Дмитрий пропал. Обычные поиски через дворников и
квартального не помогли. А когда маменька собралась в приемную
губернатора — все же супруга чиновника, имеющего личное дворянство,
— пожаловали незваные и незнакомые гости на двух телегах. Пообещали
отвезти к отцу. Эммочка испугалась грубого тона, заплакала.
Маменьке велели заткнуть ей рот и пригрозили заткнуть и ей, если
задаст хоть один вопрос.
Ехали по ночной темной Москве. Степе казалось, не на окраину, а
в центр. Потом всем на головы накинули мешки, экипажи грохотали еще
с полчаса и заехали в каменное подземелье. Куда — Степа так и не
понял, только слышал днем колокольный звон, разных колоколов,
больших и малых. А один звенел так мощно, что его не мог
перезвонить ни один другой. Кроме того, иногда был слышен звук
пилы.
Маменьку с детишками просто держали взаперти. Степку привели в
кабинет с дневным светом и лампой, «вашей, Эмма Марковна». Тут же
был папенька, бледный и трезвый, прикованный к стене и писавший под
диктовку достаточно прилично одетого господина.
Степе предложили письменную работу. Он сказал, что это
государственное преступление. Его отвели к братику-сестренке и
перестали кормить. Их тоже, поэтому уже скоро Степа согласился.