У
входа в нору сидела Мать Матерей, внучатая племянница Белого. Она
выросла на руках Каа, состарилась при ней, и та фамильярно ткнулась
носом в нос. В конце-то концов хвоста и ушей, чтоб прижать, как
полагалось, у Каа не было.
—
Опять вернулась праздной, — сухо заметила та.
—
Ты не понимаешь, — с досадой ответила Каа. — У двуногих всё не
так.
—
А ты сделай как надо, — возразила та. — Каждый круглый Ночной Глаз
у тебя течка. Дочь моей дочери уже пришла непраздной, а у тебя
потомства так и нет, Вечная Сестра. Ты же тайно ходишь в семью, где
есть самцы, так выбери из них старого, со шрамами.
—
Ащщ! Я хожу на разведку, а не спариваться, — сердито сказала Каа. —
Смотрю глазами, слушаю ушами, запоминаю.
«Ты прекрасна» — вспомнила она и смутилась.
Почему этот умоблуд её увидел? Она умела прятаться не хуже всех, в
этом крылось преимущество уродства, и Каа широко им пользовалась.
Достаточно было расслабиться, чтобы кожа приняла окрас любого
предмета, к которому она прижималась. Только пятно не менялось,
серебряное, как сожранный стаей монстр. Ели все — и она со всеми,
как уже делала раньше, на охоте. Не пристало ни к кому, только к
ней. Пятно вылезло спустя полгода, мать только раз показала Каа
мирскому доктору и сразу испугалась. А потом она научилась
прятаться лучше всех: достаточно было раздеться, пятно прикрыть
ладонью — и Каа становилась невидимкой.
Под надёжным, казалось бы, забором-убийцей
вокруг объекта стая давным давно прорыла глубокий длинный лаз,
ведущий прямиком в полое дерево. Им Каа пробиралась за периметр,
невидимая, вылезала из дупла наверху, терпеливо и тихо спускалась
по стволу, постепенно меняя окрас, и сколько угодно шпионила за
учёными и рейнджерами. Порой шалила, чтоб весело — крала и прятала
предметы, те смешно искали, суетились и нервничали, а она давилась
внутренним смехом поотдаль — отличные прятки. В резиденцию не лезла
— там повсюду стояли тепловые сканеры, но по цефалоту бродила где
хотела, едва там начался движняк, годами смотрела и слушала, знала
каждую людскую морду и, разумеется, безнаказанно крала живую воду.
Это было главным хорошим и полезным, как она не презирала умоблудов
за глупые действия, слепоту и беспомощность, справедливости ради
замечала, что живую воду они нашли, вода давала отсрочку её
старому, старому зверю от того билета в один конец, который однажды
получал всякий рождённый, как говаривал отчим.