—
Ты не должен меня видеть, — негромко сказала она вдруг, зло и
раздельно. — Почему ты меня видишь?!
—
Поцелуй меня, — попросил Натан. — Ты прекрасна.
Она смутилась и растерялась, взгляд испуганно
перебегал с Натана по сторонам и снова возвращался на него.
Серебряные шерстинки зашевелились и встали дыбом на уродующем щеку
родимом пятне. Юное лицо исказилось, рот приоткрылся, обнажая
острые, нечеловеческие зубы, и на секунду Натан испугался: решил,
что она в самом деле поцелует его и выжрет лицо. Но девушка вдруг
сказала виновато:
—
Мне очень надо, или он умрёт.
Затем бесшумно метнулась к выходу, нечеловечески
быстрая — словно водная рябь прошла по стене — и больше Натан её не
видел, сколько ни всматривался в обстановку.
«Живое родимое пятно на лице у голой
посторонней девушки, внутри секретного объекта, охраняемого ротой
агентов внутренней безопасности Ручья, с электрическим забором по
периметру, в два пятнадцать», — записывал Натан.
Он
подумал и добавил: «Размер груди — единичка…»
Конечно же, это был сон.
Не
бывает правильной смерти.
Любая смерть — неправильная.
©
Капелька
Он
нашёлся там, где спрятала — в старой лабе. Здесь давным давно не
было институтских учёных с пробирками и опытами, а было нечто вроде
склада — мать сваливала то, что теоретически могло пригодиться в
необозримом будущем, но практически не имело использования.
Конечно, где ещё он мог находиться, если не на положенном месте, в
клеточке? Когда её зверь дряхлел слишком сильно, она эгоистично и
тупо, по-старинке, запирала его на кодовый замок, чтобы не ушёл на
охоту со стаей, ведь любая охота могла стать для него последней, а
этого нельзя было допустить. Порой Каа казалось, что она умрёт,
если его не станет.
—
Пей, — сказала она, поднося к седому носу шприц.
—
Оставь меня, — негромко ответил зверь, отворачиваясь. — Просто
отпусти, мне пора.
—
Нет. Пей.
—
Если муст не может сражаться для семьи — он отдаёт себя
лесу.
—
Ты сможешь сражаться, пей! — сердито сказала.
Белый от носа до кончика хвоста, он
послушался приоткрыл пасть и Каа выдавила туда содержимое шприца.
Она слушала, как стучат их сердца, и ждала. Вскоре зверь воспрял и
поднялся на лапы.
—
Мне лучше, — сказал он. — Выпускай.
Каа открыла старую лабораторию и позволила
ему выйти наружу, оглянулась, не идёт ли кто-то из домашних, и сама
вышла следом.