—
Так почему ты это не остановил? — осведомился Натан. — Мы ждали,
что ты проснёшься, готовились к контакту. У нас и пломбир
был.
—
Не играет роли сам пломбир, — пояснил ноль-первый. — Только радость
чистая, как пламя Первотворцов. Я больше такой радости не встречал,
только у-у одной вашей самки, выносившей яйцо и народившей детёныша
без шаманки. Она давно у-ушла из первоприюта, может у-умерла
уже.
Вокруг царили тишина и покой. Где-то вдалеке
ревел огромный рогач, но Натан каким-то образом знал, что ему
ничего не грозит. Кроме прорастания цефалота.
—
Я не собирался у-умножать ваше дерьмо: помогать «зарабатывать
деньги», — сердито добавил ноль-первый и снова сел в ногах Натана.
— И у-убивать вас не хотел, вы бывали смешные, все похожие, и все
разные. Что-то появлялось в мире и исчезало, пока я спал, возможно,
однажды пропали бы и люди. Вы не причиняли большого вреда, хотя
у-убили и съели моих рыб и у-улиток, пу-ускай, я не жадный. Но вот
появились архаики, и всё пошло ящеру в клоаку-у! И я не знаю,
откуда они взялись…
—
К сожалению, знаю я, — Натан вздохнул, и поведал, как его позвали
на осмотр янтарной глыбы, добытой в гранитном карьере.
Абориген внимательно его выслушал и закрыл
глаза, прислушиваясь к чему-то в себе. Может к прионам.
—
Опять мы виноваты? — осторожно осведомился Натан.
—
Надо поду-умать, всё взвесить и спросить хранителей. Пока ничего не
знаю, дай время.
—
А у меня есть это время?
—
Я пока замедлю дом, попрошу-у его не расти. Это
возможно.
Вдруг он подлез к Натану под руку и с детской
непосредственностью коротко велел:
—
Чеши.
Тот механически стал чесать густую шерсть у
него на загривке, пропуская между пальцами шелковистые пряди, а
думал о Костике, его грядущем сиротстве, и что умирать несомненно
будет больно.
—
Это грустно и ску-учно, —
заметил ноль-первый. — От тебя неприятная волна исходит. Поду-умай
мне какую-то историю или фильм. Про собачку поду-умай, которую
утопил инвалид, или о другой собачке, злющей, с черепом на морде,
или о перерождении Ботхисатвы, а я буду печалиться о несовершенстве
мировых яиц.
— Не
могу, — честно ответил Натан. — Я сам как эти собачки, ходячий
труп.
— А
надо быть как Ботхисатва. Ладно, повернись сюда мордой, покажу-у
кино сам.
Натан
лёг на бок, и пушистый дэва приблизил свой усатый нос почти
вплотную, словно собирался облизать или укусить за
нос.