—
Я не лгу-у ещё и потому, что общаюсь при помощи мысленных образов,
— тихо сказал ноль-первый, из его пасти чутка попахивало голодным
брюшком. — Так что если не веришь мне — поверь себе. Только далеко
не заходи.
Что-то словно щёлкнуло в его мозгу, и вдруг
Натан оказался в своей старой школе, в кабинете биологии, почему-то
в аквариуме, где пребывал в покое и тепле, медитируя на струйку
пузырьков, испускаемых компрессором фильтра. Рядом плавал небольшой
карасик, с палец размером, которых дети покупали на рынке для
кормления ксеноуголка, и Натан широко открыл створки, чтобы
приманить и уловить его, втянуть сосалом и подкрепиться, когда
дверь открылась и зашёл Большой Кормитель. Он приблизился и
превратился в баскетболиста Толика со школьной сумкой на одном
плече и спортивной сумкой на другом. Толик сунул руку в карман боди
и вытащил белый кругляш.
—
Не надо, не делай этого! — крикнул Натан, и как дурак сомкнул
створки, хватая и втягивая сосалом исходящий пузырьками растворимый
аспирин — Кормители всегда давали корм.
Сразу огнём запекло в животе, будто он
хлебнул раскалённой лавы, изо рта хлынула слизь с ядовитой
аспириновой пеной, от которой вода стала белёсой и мутной, жабры
тут же ужалило этой водой — и жидкости тела Натана превратились в
яд. Из последних сил он выбросил в отравленную воду две споры, а
одну не смог, и она застряла в комке слизи прямо в
усике.
Свет вокруг потух и в этой темноте Натан
ужался до микроба. Он висел в блаженном Ничто, посреди Пустоты, но
вот Ничто пришло в Движение и сверху разлилось Тепло и Свет. Натан
оттолкнулся от упругого дна Пустоты и полетел на встречу Теплу и
Свету, он желал и любил их, он с радостью в них окунулся, отбился
от местных малых — слишком велик был, затем подружился со всеми
малыми Тепла, сроднился и глубоко пустил корни в благодатную и
сладостную почву, дающую вкусную еду и мягкую постель. Он словно в
раю оказался и чувствовал, что его здесь не обидят, защитят. Ему
было так хорошо, что Натан лопнул по всей длине и выбросил створку
прямиком в небесную Твердь, и та подалась, давая место его юному и
сильному бутону.
—
Да я же в цефалоте, в моей голове, — пробормотал он, чувствуя стук
собственного огромного сердца где-то снаружи.
Вдруг Нечто, огромное как вселенная и тягучее
как вечность, прикоснулось к Натану, и было оно велико как Бог и
Дух, реально как Мир и Плоть. Натан распался на тысячи атомных
цепочек, его притянуло в энергетический луч, как в бурный поток, он
поплыл, толкаясь в иных микрочастицах, и заглянул в огромный
древний мир народа ноль-первого…