Ичетик запрокинул голову, старательно добирая последние капли
браги.
– На доброе здоровье, – вздохнул стражник и нагнулся, чтобы
собрать рассыпанные карты.
Он решил, что встреча закончилась по-доброму. И расслабился, не
ожидая нападения.
Ичетик отбросил опустевшую баклагу и резко ударил ладонями по
воде.
Земля дрогнула под Гордеем, край берега резко просел в
заводь.
Гордей задохнулся от резкого холода, забарахтался во
взбаламученной тине, махнул рукой по торчащему из берега корню ивы
– и ухватился за него. В левый сапог вцепился ичетик, потянул на
дно. Гордей правой ногой ударил наугад. Попал. Ичетик отцепился, и
Гордей выкарабкался из грязной ледяной жижи на берег.
Надо бы убираться подальше от воды, но Гордей обернулся и
увидел, что у самого берега плавает оглушенный ичетик – чешуйчатым
брюхом кверху.
Растянувшись на траве, стражник ухватил ичетика за зеленые
волосы. Вытянул свою добычу на берег, поволок в ивняк.
Ичетик быстро пришел в себя – и забился, заметался, как
выброшенная на берег рыба. Только, в отличие от рыбы, он еще и
верещал тонким голоском – совсем по-детски, как обиженный
ребенок.
Этот детский плач на миг разбудил в Гордее жалость. Но тут же
стражник вспомнил, что таким же детским молящим голоском водяной
душегуб заманивает людей в реку. Услышит добрая женщина, полезет в
камыши спасать плачущего ребенка – и сама погибнет...
– А ну цыц! – командным голосом рявкнул Гордей. Он уже не
прикидывался пьяным. – Кончай тут икру метать! Ты кого утопить
хотел, щукин сын? Ты десятника царской стражи утопить хотел! Ты
хоть знаешь, плотва тухлая, кто таков десятник стражи?
Ичетик притих, со страхом глядя на человека, которого до этой
минуты считал обычным пьянчужкой.
А Гордей торжественно отчеканил то, что заставлял его когда-то
зубрить Демьян Лютый:
– Десятник стражи есть воин, облеченный царским доверием и
командующий рядовыми стражниками своего десятка! Вот! А ты кто
таков будешь?
– А я – редкая, исчезающая сущность! – с неожиданной храбростью
сообщил ичетик. – Древняя! Славийская! Вот!
– Ишь ты... – опешил десятник. Покатал на языке новое слово: –
Сущность, да? От кого ты этакое услыхал?
– От волхва Остромысла! Он вдоль берега любит гулять. Я как-то
пугнуть его решил, высунул голову и завыл. А он не испугался – ну
вот совсем! Не вздрогнул даже. Только вздохнул этак и говорит: «Ах,
милые древние сущности, когда-то населявшие Славию! Вы стали
редкими, а скоро и вовсе исчезнете, вас выживет из лесов и рек
новая вера. Как жаль!»