Гордей сдержал тяжкий вздох: а что, такое вполне могло
случиться! У Демьяна Лютого и знакомства среди дьяков есть, и
серебра хватает...
– Либо, – продолжил царь, – дьяк окажется правдивым и на деньги
не падким... эх, раз бы в жизни на такого дьяка глянуть...
Разберется в деле до самого донышка, доложит мне всё как есть про
десятника Демьяна. Напишу я указ: гнать Демьяна Лютого со службы
взашей. Вот тут-то и начнется...
Дорофей откачнулся от печи, глянул в окно, продолжил
тоскливо:
– Демьян – не из мужиков. Знатен по рождению.
Гордей это знал и сам. Любил десятник Демьян похваляться
знатностью. Задирал нос, говорил: «Сапог лаптю не ровня...»
– Род Лютых в родстве и с Пустоплясовыми, и с Горлопановыми, и с
Троерыловыми... да что там, чуть ли не со всей боярской думой в
родстве, – продолжал царь. – С кем-то ближе, с кем-то дальше, а
все-таки родня, свой человек. А бояре уж такими уродились, что меж
собой бранятся, даже за бороды друг друга таскают... но попробуй со
стороны кого-то из них задеть! Сразу вражду забудут и такой вой
подымут, что отсюда до Порубежья слышно будет. А мне это сейчас не
ко времени. Слыхал небось, какие слухи покатились по
Град-Столице?
Гордей молча стиснул зубы. Не скажешь ведь: «Да, царь-батюшка,
болтают люди, что не царь ты, а самозванец...» Но и врать не
хотелось.
– Так что у Демьяна тебе не служить, – невесело прикинул царь. –
Ежели во второй десяток определить, к Феофану, так Феофан с
Демьяном – кумовья. В третий? Там Евграф – десятник толковый, да
только стар уже. Но из стражи не собирается уходить и всё
высматривает, кто его выжить может, кто сам в десятники хочет
пролезть. Нового человека Евграф съест и не выплюнет...
«Куда же мне идти, коли со службы выкинут? – подумал Гордей,
стоя неподвижно, как скала. – В охранники к купцам? Не возьмут.
Купцы тех неохотно берут, кого из стражи вышвырнули. В лесорубы?..
В плотогоны?.. Ничего, руки на месте, голова на плечах – справлюсь,
уж как-нибудь да выживу. И жену прокормлю...»
– И вот чего я надумал, – продолжал царь. – Есть в Град-Столице
и воры, и грабители – а покажи мне город, где их нет! Но еще
нечисть и нежить шалит. Леший озорует, водяной злобствует, навьи на
кладбищах из гробов подымаются, упыри порой в город забредают,
кровушку людскую пьют. А мало нам своей бесовщины, так еще и
залетная, заморская с кораблями да караванами прибывает. Помнишь
гарпию, что в трюм грецкого судна тайком проникла да у нас на
пристани вылетела? Ее шкуру сабля не брала, стрелы с перьев
соскальзывали. Ты ей с чего-то не понравился, она на тебя раз за
разом нападала...