Один из аспирантов как-то вымученно
пытался смотреть в окно, хотя за окном была только ночь. Мы все
сидели, вдыхая аромат плацкарта — его старые, прожжённые временем
занавески, которые будто впитали в себя все разговоры, все истории
и, подозреваю, все слёзы и радости сотен тысяч пассажиров,
прошедших через эти места. Тут каждый предмет, каждый
полупроломленный столик, каждая вытертая поверхность о чём-то
молчаливо напоминали, словно шёпотом рассказывая истории о людях,
которые когда-то здесь сидели.
Первая ночь в плацкарте — это особое
испытание для тех, кто ещё не привык к шуму и присутствию других
людей буквально в метре от себя. Сперва думаешь, что никогда не
сможешь заснуть. Даже не потому, что непривычно, а потому, что
напротив кто-то всю ночь храпит, а сверху тихо спускаются странные
звуки от двигающегося туда-сюда пассажира. Все мелкие шумы здесь
многократно усиливаются и становятся похожи на оркестр. Иногда,
кстати, ещё и подкашливает кто-то, словно только что вернувшийся из
сибирской зимы.
Однако, к утру это перестаёт иметь
значение. Кто-то спускается с верхней полки, кто-то ворчит,
отодвигая чужие сумки, кто-то спешно перебирает вещи, чтобы найти
зубную щётку и выйти в общий туалет с полным пониманием
неизбежности. Плацкарт — он, знаете ли, учит терпению. Вот
аспирант, что рядом, попытался было скривить лицо при виде общего
туалета, но, вскоре, поняв, что выбор его всё равно не изменит,
вошёл внутрь с удушливою покорностью.
Итак, сутки пути позади. Мы
пересаживаемся на электричку до станции Симская. Это отдельная
"прелесть" российского транспорта: перетаскивать баулы и сумки по
перронам, под рёв старых тепловозов, под грохот огромных стальных
колес. В электричке нас не ждал ни чай в подстаканниках, ни
приглушённые, милые занавески, заменяющие домашний уют, только
привычные деревянные лавки, такие, знаете, которые за несколько
часов способны превратить пятую точку в неподъёмный камень. Но
электричка — это уже знакомое дело, особенно после плацкарта, как
будто возвращение домой, только с видом на промзоны и леса.
Электричка заполняется местными
жителями, но, разумеется, какую-то долю занимают наши аспиранты —
немного побитые плацкартом, немного посеревшие от неизвестности
впереди. Профессор, помятый и замкнувшийся в собственных мыслях,
сидит в углу и, кажется, внутренне уже жалеет, что не выбрал другую
сферу научной деятельности. Аспиранты между тем уже приуныли. Один
из них, кажется, обдумывал, как бы вернуться в столичный уют и
сменить тему научной работы на что-то более доступное. Взгляд его
был полон тоски по тёплым стенам университета.