Вася. Ахульго, 19-21 августа 1839 года.
Шамиль был в отчаянии. Призрачный фитилек надежды безжалостно
задул русский ультиматум. Выбора ему не оставили. Теперь только
смерть. Но виду не показывал. Предпочел упрекнуть соратников.
— Я вас предупреждал, что толку из переговоров не выйдет?
Убедились? Не хотел я идти, понимая, что потребуют от нас
невозможного. Но вы настояли.
Мюриды понурили головы.
— Мы надеялись, что урусы, получив твоего сына, смягчатся!
— Вы наивны, как дети! Неужели вы до сих пор не поняли, что им
нужен я, Шамиль?! Хотите, отдамся в руки врагов?
— Нет! – тут же вмешался Бартихан. – Такого подарка они от нас
не дождутся!
— Не дождутся! – согласились все. – Лучше смерть, чем позор!
— Тогда ответим им так: «Я еще до отправки сына в заложники
знал, что вы не помиритесь с нами. А все ваше вероломство! Теперь
сражайтесь с нами с той стороны, с какой хотите. Для вас у нас
имеется только сабля».
— Нет! – возразил Ахверды-Магома. Он сумел пробраться в Ахульго
после поражения собранного горского ополчения в июне и теперь был
назначен, вместо погибшего Сурхая, командовать обороной. – Нужно
ответить дипломатично. Раз они отвели три дня на переговоры,
используем это время, чтобы люди передохнули и чтобы восстановить
укрепления.
— Хорошо, – согласился Шамиль. – Я напишу письмо, чтобы они
подумали, что я торгуюсь.
Текст составили после недолгого обсуждения. Смысл его сводился к
тому, что имам не может явиться в лагерь к сердару урусов, ибо в
русском лагере много кровников Шамиля и он опасается за свою жизнь.
Имам попросил месяц отсрочки, прекрасно понимая, что Граббе не
согласится.
На следующий день из русского лагеря прибыл Юнус. Его отправил
сам командир Чеченского отряда за ответом. Мюрид был зол и печален
из-за того, что ему навязали столь постыдную роль.
— Как мой сын? – первым делом спросил его Шамиль.
— За ним присматривает Чаландар.
— Что его ждет, узнал?
— Отправят в Петербург. Будут из него воспитывать верного слугу
царя, как и все они, лишенные своей воли. Кого не спрошу, отвечают:
мы люди подневольные.
— И на нас хотят царское ярмо возложить. Не бывать этому. Лучше
я умру! Передай Граббе мою просьбу: пусть отдаст моего сына
старейшине Чиркея, Джамалу.
Юнус покорно кивнул.
— Русские просили, чтобы мы отпустили женщин и детей.