— Э, нет, братец. Не поминай черта, а поминай Господа Бога! Его
милости ждем. Может, завтра нам в землю суждено лечь или о скалы
разбиться. Придется отвечать перед Богом за мысли и за слова
греховодные.
Вася изумился. Подумал. Перекрестился. А ведь и точно: завтра
будет штурм. Как без него?
— Правда ваша, славяне.
… Юнус до полуночи так и не вернулся. Граббе приказал готовиться
к приступу на рассвете.
Вася. Ахульго, 21-22 августа 1839 года.
— Ну, что, мамочки, повоюем?! – весело окликнул кабардинцев
генерал-майор Лабынцов.
Егеря напряженно смотрели вперед – в пыльную пелену, в которой
снова скрылось Новое Ахульго из-за обстрела, который начали батареи
с рассветом. За три с половиной дня после второго по счету штурма
многое переменилось. Восторг от успеха 17-го августа быстро
сменился напряженным ожиданием. Слухи в лагере разносились
моментально. Начиная со встречи Пулло с Шамилем, все быстро поняли:
мира с мюридами не будет, нового приступа не избежать.
И вот настал момент узнать, чья сила крепче, а желание победы –
сильнее!
Кабардинцы бросились вперед и быстро добрались до рва со
скрытыми капонирами. Как и куринцы, застряли. Теряя людей,
бросились вниз и на кураже захватили правую саклю в перекопе. Но
левая, самая труднодоступная, держалась[1].
Что с ней только не делали! Заваливали фашинами и турами,
бросали гранаты и мешки с порохом ей на крышу – ничто ее не брало.
Фланговый огонь из бойниц, прорубленных в толстых стенах, сводил на
нет все попытки егерей прорваться за ров к траншеям и завалам.
Оттуда непрерывно раздавались выстрелы и звучали священные песни.
Мюриды хорошо укрепились: за каменными стенками в ауле мелькали
только стволы их винтовок и папахи. Между ними металась чалма имама
с развевающимся в пороховом дыму шлейфом – Шамиль бился в первых
рядах.
Бой длился до темна. Группа поддержки из апшеронцев майора
Тарасевича так и не смогла подняться по отвесной стене к Новому
Ахульго. Стихла яростная перестрелка. Предоставили дело саперам. В
сплошном камне они стали высекать минную галерею, чтобы взорвать
капонир.
— Слишком большие потери! – вздохнул Шамиль, прислушиваясь к
стуку кирок в ночной тишине, которую то и дело разрывали звуки
выстрелов.
— Капонир обречен! – с горечью признал Ахверды-Магома. – Урусы
его взорвут, и мы не можем им помешать. Они укрылись за корзинами
на самом краю рва. Учли уроки, что мы им преподали. Их потери
существенно ниже, чем при двух предыдущих штурмах.