Самый нижний слой крепости, дополнительные магические щиты и…
еще воины? Больше двух десятков — а мне казалось, я убила их всех.
Должно быть, охраняли что-то ценное — так яростно они еще не
сражались. Одному удалось даже ранить меня, пробив все слои защиты.
Этот заслужил особое внимание.
Я всмотрелась в его черты, искаженные гневом и отчаяньем, и
начала смеяться — Стинн, Стинн ар-Гор, старый знакомец! Тогда ты
сумел одолеть действие моей руны, теперь задел меня глупой
железкой, которую называешь мечом, — ты забавная загадка, Стинн.
Жаль, что я слишком занята убийством тебе подобных, кадари, и у
меня нет времени на ребусы.
Скользящее движение, удар — и из рук смертного, почти
разрубленного пополам, выскользнуло оружие. Но кадари еще был жив —
последний из защитников крепости — и смотрел на меня. Неужели смог
узнать даже под маской засыхающей крови? Глаза его изумленно
распахнулись, побледневшие губы попытались сказать что-то: не то
мое имя, не то проклятие. Я вслушалась с интересом — но нет,
смертные не умеют говорить с перебитой трахеей.
Стинн осел на пол, взгляд его потускнел.
Последние воины охраняли вход в зал. Я подошла ближе — и двери
услужливо распахнулись, пропуская меня вперед. Внутри было спрятано
сокровище кадари, самое дорогое, за что не жалко отдать жизнь — их
дети. Должно быть, все дети этого клана — несколько сотен
ребятишек. Это их взрослые пытались спасти, открыв Врата. Самому
старшему едва ли исполнилось десять лет — действительно, я помнила,
что подростки наравне со взрослыми пытались защитить свой дом. И
также погибали.
Дети молчали, глядя на меня с недоверием и ужасом. Недоверием —
потому что, в отличие от взрослых, они еще надеялись на чудо.
— Мамочка! — в дальнем углу, не выдержав, всхлипнула маленькая
девочка с недоплетенной косой — должно быть, по времени кадари я
пришла утром. В ручонках ее была судорожно стиснута кукла, такая же
белокожая и черноволосая, как сам ребенок.
— Ты скоро встретишь свою мамочку, — улыбаясь, пообещала я
ребенку на языке кадари, потом, поддавшись мгновенному импульсу,
убрала кровь и шрам от раны. Кто-то в зале ошеломленно вздохнул. Я
не была похожа ни на самих кадари, ни на бесплотных Братьев,
которых детям доводилось видеть во время предыдущих атак.
Интересно, я казалась им прекрасной или уродливой? Или просто
слишком чуждой в своей непохожести?