Док, вздрагивавший всякий раз, когда
на дверь что-то с грохотом обрушивалось, пояснил, не глядя на
Мишель:
— Он вечно напьется и закрывается у
себя. Чтобы не терять лицо в глазах команды. А команда
пользуется…
Его слова тонули в нарастающем
грохоте, в ругани, требовательных воплях. Мишель медленно
отступала, но каюта была маленькая, и спрятаться было негде. Она
чуть не опрокинулась, наткнувшись на преграду. Обернулась.
Оказалось: рундук, в котором сидела совсем недавно, во время боя.
Док кивнул ей одобрительно, мол, прячься.
— Черти вы соленые! Не я ли вас не
спасал сегодня?! Не цените моего лечения, побойтесь капитана! —
Гаркнул он снова, наблюдая, как Мишель втискивается под тяжелую
крышку.
— К черту капитана! Отдай девку! —
орало и бушевало за дверью. — Или ты, док, команду свою променяешь
на шлюху?
Крышка плотно отсекла её от каюты.
Или не так уж плотно? Мишель трясло, и она не замечала, как все
плотнее вдавливается в деревянную стенку спиной. Рука сама нащупала
забытые в рундуке ножны с кинжалом. В каюте что-то тоненько
звякнуло, раздался тихий «чпок» открываемой пробки.
— Меняю девку на бочонок рома! —
крикнул док и со своей стороны ударил в дверь.
Стало тише. Не то чтобы прямо совсем
тишина, но хотя бы бить тяжелым перестали, только ещё кто-то
продолжал мерно колотить кулаком да слышались громкие
переругивания. Видимо, док знал, что делал, предлагая ром — это
слово имело волшебную силу.
— Бочонок? всего один? Мало одного
бочонка-то! — проорал кто-то весело и хрипло.
Док тихо выругался, а потом
прокричал:
— Он большой! А ром чистейший! —
Голос охрип. — Для себя берег!
— Нет! Или девка, или два
бочонка!
Док опять вполголоса чертыхнулся. У
Мишель стучали зубы: в мыслях она уже видела, как открывается
дверь, как матросы врываются в каюту, как откидывают грубыми
башмаками крышку рундука и, хохоча перегаром ей прямо в лицо,
вытаскивают… И ужас перехватывал ей горло, не давая дышать, а
потные пальцы крепче сжимали рукоять кинжала.
В комнате что-то надсадно заскрипело
— похоже, док тащил бочки. В дверь снова стали ломиться.
— Док! Девка или ром!
Вопли мешались с хохотом и тихими
ругательствами доктора. Наконец он прокричал:
— Ну-ка, отошли все от двери!
Пара минут, и за дверью настала почти
полная тишина. Задвижка клацнула, и док крикнул: