— О, небесная мать Рохана, — прошептала Эйвил, — помоги мне. Дай
силы выдержать это.
Внезапный толчок сотряс её тело.
— Начинается, — воскликнула акушерка. — Мила, будь наготове.
Проверь, тёплая ли вода в тазу.
Тем временем глаза графини закатились, а рот искривился в
гримасе боли.
— Пора, госпожа. Тужьтесь, что есть мочи.
Эйвил стиснула кулаки и сделала неимоверное усилие.
— Хорошо, но надо ещё, — вскричала повитуха. От её былого
спокойствия не осталось и следа.
Графиня откинулась на подушки, тяжело дыша. По лицу струился
пот, волосы растрепались, словно от ветра.
— Не могу больше, — прошептала она.
— Можете, — заявила старуха, — и сделаете.
Эйвил совершила ещё одно усилие, и боль резанула её, словно
раскалённым ножом.
— Отлично, у вас получается. Ещё.
Эйвил заскрежетала зубами и повторила толчок.
— О, Рохана, он сейчас появится, госпожа, — закричала Мила. —
Осталось совсем немного, напрягитесь.
Последнее усилие, и воздух в спальне разорвался от
пронзительного детского крика. Эйвил обессилено лежала в кровати и
не могла даже приподняться, чтобы увидеть собственного ребёнка.
— У вас сын, госпожа, — раздался ласковый голос Милы. — Сейчас
вы его увидите.
Повитуха обрезала пуповину новорождённого, омыла его скрюченное
тельце тёплой водой и завернула в махровое полотенце.
— Вот он, графиня. Ваш малыш.
Эйвил получила в руки небольшой тёплый комочек, из которого
выглядывало личико, безобразное, как и у всякого новорождённого.
Однако молодой маме оно показалось самым прекрасным на свете. С
любовью прижав комочек к груди, графиня счастливо вздохнула.
Младенец словно почувствовал счастье матери и перестал кричать.
В этот момент акушерка забеспокоилась. На простыне продолжало
растекаться кровавое пятно.
— О, милосердный Ямат, — испугалась старуха. — Мила, быстрее,
неси ещё воду, и полотенца. Как можно больше полотенец.
— Что случилось? — всполошилась главная фрейлина.
— Кровотечение продолжается. Его необходимо остановить.
Графиня открыла глаза. Её слегка знобило, на коже появились
небольшие пупырышки, а мысли начали разбегаться по всей голове,
словно она здорово перебрала с молодым вином.
— Не надо беспокоиться, мои хорошие, — тихо прошептала Эйвил. —
Я знала о том, что умру во время этих родов. Суата нагадала мне по
руке, прошлой весной.
Душу старухи обуял дикий ужас.