Впрочем, раз виконт начал есть, то что мешает начать есть и
князю? Но, только я дотронулся до ножа и вилки, желая отхватить
себе кусок поросенка, как баронесса встала и произнесла тост. До
этого момента я считал, что произнесение тостов — это обязанность
тамады. И никак не ожидал, что эту функцию возьмет на себя женщина.
Но, она решительно подняла свой сверкающий бокал, наполненный белым
вином, громко проговорив:
— Здоровья князю!
И все присутствующие тоже подняли бокалы, пожелав мне здоровья,
а потом зазвенели хрусталем, чокаясь друг с другом. Я раньше
почему-то считал, что это исключительно наша русская традиция. Но,
память прежнего князя Андрея подсказывала мне, что обычай зародился
еще в Древнем Риме и был возрожден во времена короля Карла
Великого, который ввел в средневековой Европе такой ритуал,
символизировавший единство и доверие между рыцарями. Потому я тоже
чокнулся с ближайшими соседями и соседками по столу.
Я почему-то обратил внимание, что никто здесь перед трапезой
даже не перекрестился, тем более не было благословляющей молитвы. А
ведь я читал, что в эти времена традиция читать молитву перед едой
была очень сильна по всей Европе. Неужели же тут собрались одни
атеисты? Не рановато ли по историческому времени? Впрочем,
французская революция уже состоялась, а Наполеон религиозностью не
отличался, как и его маршалы. Правда, и сам князь Андрей тоже не
сильно верил в Бога, в отличии от его младшей сестры, ну, то есть,
от моей теперь сестры Маши.
Я же верил сам для себя только в некоего абстрактного Творца
Вселенной, полагая, что именно он заложил взрывчатку и поджог
фитиль Большого Взрыва, откуда вся Вселенная и произошла. Кто-то же
должен был инициировать этот первоначальный взрыв, а потом
структурировать его последствия? И кто это, если не сверхразум?
Всех остальных, кого именовали богами разные религии, я считал
просто очень мудрыми людьми, сумевшими привить древним народам
моральные принципы и передать знания в виде текстов священных
писаний, возможно, надиктованных им тем самым вселенским
сверхразумом. И это, конечно, тоже было чрезвычайно важно, чтобы
люди, например, перестали приносить человеческие жертвы, начав
развиваться духовно. Потому я никогда не был воинствующим атеистом,
признавая пользу религий на определенных исторических этапах
развития человечества, а к нашему православному христианству
относился, как к традиционной исторической ценности и моральной
основе русского народа, уходящей корнями еще к Византии.