Степан Коротаев, стоящий за моим креслом по примеру других слуг,
стоявших за спинками стульев своих хозяев и вовремя подливающих им
вино из больших графинов, чтобы бокалы не пустели, смотрел на меня
голодными глазами. И я слышал, как у него урчит в животе.
По-человечески мне было жаль его, ведь парень тоже чертовски хотел
есть. Но, дворянские обычаи не велели сажать рядом с собой за стол
слугу, даже денщика. Степан, конечно, об этом знал, потому и
терпел, предвкушая наесться остатками вместе с другими слугами,
когда господа изволят закончить ужин, обязательно оставив много
чего недоеденного и недопитого.
Тем временем я заметил, что баронесса смотрит на меня и
улыбается ровненькими зубками удивительной для этого времени
белизны. Даже странно, что у нее такие хорошие зубы без всяких
чудодейственных паст и имплантов. Ослепительная улыбка этой
красивой женщины казалась вполне искренней. Вот только, что же она
нашла во мне, проявляя подобную благосклонность? Я не знал, как
реагировать, впрочем, заметил, что подобным же образом Иржина
улыбалась и всем остальным гостям. Видимо, используя свое природное
обаяние, она строит из себя радушную хозяйку, как и полагается по
этикету.
Следующий тост неожиданно провозгласил выскочка Годэн:
— Здоровья императору Наполеону Бонапарту!
Все снова начали чокаться, но я остался сидеть неподвижно, а
когда Иржина спросила с укором:
— Что же вы, князь, не пьете?
Я ответил:
— Это не мой император. Потому и не имею права пить за его
здоровье. У меня свой император есть. Александр. И мою присягу ему
никто не отменял.
Повисло неловкое молчание. Все уставились на меня. И даже пани
Иржина перестала улыбаться. Но обстановку разбавил полковник
Ришар:
— О, да вы настоящий патриот своей страны, князь! И это
достойное поведение для воина, попавшего в плен! Так выпьем же за
патриотизм!
За это я, конечно, выпил, вот только, чокаясь своим бокалом с
соседом Леопольдом, обратил внимание на этот раз, что на золотом
перстне у него выгравирована козлиная голова. И я подумал:
«Интересно, что это за знак? Уж не сатанист ли этот толстый
виконт?»
Посиделки местечкового высшего общества продолжились в прежней
поре. Но теперь, когда все собравшиеся за столом поняли, что у меня
есть свои собственные принципы, которые я не намерен менять, даже
будучи в бедственном положении нищего пленника, носящего
единственный комплект форменной одежды, да и тот выпачканный бурыми
пятнами от засохшей и замытой крови, смотрели на меня уже
по-другому. Более внимательно и настороженно. Они не понимали, что
же от такого человека, который отказался пить за здоровье
Наполеона, следует ожидать.