- Цыц, мне! – одёрнул сына Тимофей. –
Бо, плётки получишь! Тут ждите! К зиме будем. Не пойдём далеко. На
Волге попасёмся, трохи, и вернёмся. Здесь зимовать будем.
Однако, я не останавливаясь ныл, так
как слышал дня два назад, как казаки спорили, куда идти после
Астрахани. Названия мне ни о чём не говорили, но я точно знал, что
дальше Астрахани только Каспийское море. Тимофею надоело моё нытьё
и он всё же перетянул Стёпку плетью через плечо. Плечо и спину
ожгло, словно кто дотронулся до них раскалённым прутом.
- Больно, зараза! – не удержался от
возгласа я, а Стёпка повалился на землю, словно подрубленный и
зарыдал в голос.
- Вот тебе и сходили за хлебушком, -
мысленно сказал я сам себе.
Почему-то я был уверен, что Стёпку
просто продали. За проход к Волге продали. Слишком уж долго Тимофей
торговался со старостой, бросая взгляды, то на жену, то на меня.
Причём если на жену он смотрел безразлично, то на меня поглядывал,
недовольно кривясь и морщась. А потом вдруг махнул рукой и, видимо,
выругался, зло глянув на ногайского старосту.
Причём, из доносившихся слов я больше
прочитал по губам и жестам, чем услышал, что ногайцы на зиму тоже
снимаются отсюда и уходят либо на Волгу, либо за Волгу. В том,
короче, направлении.
Я одёрнул Стёпку и рыдания его
придушил. Мальчишка подчинился.
- Не дрейфь, - сказал я ему. –
Прорвёмся!
Казаки взяли необходимые пожитки и
имущество и двинулись вслед за сругами, медленно ползущими по
брёвнам в сторону Волги.
Мы же вместе с мачехой принялись
собирать «вигвам». Причём, Стёпка двигался сноровисто и когда
стемнело, мы перекусили каким-то рыбным варевом и забрались в
палатку ночевать. Как я понял из рассказов отца, переволока
действовала круглосуточно. То есть, бурлаки ночью просто менялись,
тяни-толкая струги по брёвнам, катящимся по другим тёсанным
брёвнами.
Этой ночью я взял свой лук со
стрелами, котомку с заранее сложенными туда съестными припасами,
запасными портами, рубахой и ножом, сбежал. В котомку я собирал
заранее сухари и вяленно-копчёное мясо сразу, как только осознал
себя в этом теле, как субъект, то есть, смог управлять им. Котомку
собирал на всякий случай, помня рассказы прошлых служивших
офицерами друзей про «тревожные чемоданчики».
Зная Стёпкиным умом, что поселения
охраняются дозорами всегда, причём, как явными так и секретами, я
пробирался вдоль переволоки снаружи неё, рядом со сцепленными между
собой верёвками брёвнами. Рассчитывая на то, что дозорный не будет
сильно обращать внимание в сторону поселения, я надеялся
подкрасться к норе дозорного незамеченным и постараться оглушить
его.