- Ах ты, сын ишака и внук лисицы! – взвизгнул Абдрахман. – Я
буду резать тебя по частям! Я буду возить тот обрубок, который еще
дышит, по дорогам! Буду показывать тебя правоверным! Я буду
посыпать твои раны солью! Я буду…
Фантазия у него разгулялась. Но ее полет прервали самым
бесцеремонным образом.
- Курбаши, гяуры уже у подножья горы! – подскакал к нему
всадник. - Нам надо спешить!
- А, - досадливо воскликнул Абдрахман и сделал в направлении
меня, связанного и пытающегося сохранять гордую позу, шаг.
Улыбка басмача стала еще кривее, морда - безумнее. Он поднял
свою саблю.
Ну вот и все. Спасения нет.
Что, же товарищи по борьбе. Надеюсь, моя жизнь не прошла даром.
Прощайте!
Кривая сабля начала движение. И мир для меня померк. Звуки и
свет пропали…
Блымс – звон стали. Я ощущаю в руке удобную рукоятку. Не думая,
по наитию, взмахиваю рукой. Снова звон стали.
Померкший было мир вокруг меня включился. Только света в нем
куда меньше. Здесь нет солнца. Будто нанизанная на шпиль старой
башни висит огромная, с красным отливом, луна.
Я плохо понимаю, что происходит. Ощущаю, что зажат с одной
стороны каменной стеной, с другой – монотонно журчащей речкой. Но
осматриваться времени нет. Руки двигаются сами.
Больше чувствую, чем вижу – сверху на меня летит клинок. И слышу
крик:
- Отдай свое ухо!
У меня всего два уха, и первым попавшимся отдавать я их не
намерен. Поэтому парирую удар лезвия. Еще один. Заодно оцениваю
обстановку.
Против меня трое. Кто они? Да Бог его знает. На них какие-то
потешные маски, будто на лица натянули резиновые изделия, носы уши
сплющены. Но дышать могут, все видят - значит, не резина.
Лезут они на меня с клинками всем скопом, отчаянно мешая друг
другу.
- Ухо! Только ухо! – кричит кто-то с зубчатой стены. Его темный
силуэт угадывается на фоне чуть менее темного неба.
Сдалось им это ухо!
Я окончательно прихожу в себя. Понятно, что драчка идет знатная,
три на одного. Но на какого одного! Ну, держитесь, басмачи.
Известный на весь Туркестан Красный шайтан вышел на смертный
бой!
Эх, жалко нет у меня моей любимой казачьей шашки. В руке что-то
такое не слишком внушительное, вроде полуметрового меча, римляне
такими драться любили – короткий, острый. Гладиус называется. И у
моих противников примерно такие же.
Острие слегка карябает меня по руке. Боль и злость обрушиваются
волной. Ну, басмачи, сами напросились!