— Он спит? — спросил я, почему-то
понижая голос до шепота.
— Нет, — ответил Глеб. — Первый
никогда не спит. Просто не хочет общаться.
— А почему он так крепко привязан? —
я задал новый вопрос, разглядывая широкие ремни, охватывающие лоб,
торс, колени, локти, лодыжки и запястья Первого. В отличие от
других Объектов, он был одет не в пижаму, а в свободную серую
футболку и такого же цвета спортивные штаны.
Глеб нахмурился. Помотал головой,
выразительно посмотрел на меня, затем покосился на Соболя. Я понял,
что он не хочет отвечать на вопросы, пока тот может слышать нас.
Остаток пути мы проделали молча, а когда вошли в комнату содержания
Объектов, я буквально физически ощутил радость Четвертого. На меня
нахлынуло чувство, будто я после долгих странствий вернулся домой и
вижу всех своих близких и родных людей. И почему-то мне захотелось
опуститься на колени.
Оставив Соболя с остальными
Объектами, Глеб вышел из комнаты, перехватил у меня тележку и
направился к жилому блоку. Я еле успевал за ним: несмотря на
немалый вес, он двигался очень быстро. Дойдя до пересечения
коридоров Л-1 и Л-2, Глеб остановился, затолкал тележку в крохотную
комнатку, вероятно, когда-то служившую для нужд уборщиц, и
повернулся ко мне.
— Ты лучше задавай вопросы Рите или
Дмитрию Сергеевичу, — пряча глаза, попросил он. — Они знают лучше,
как отвечать так, чтобы Первый на них не обозлился. Да и не понимаю
я многого, что у них там происходит.
— Окей, — согласился я.
Вернувшись в комнату, я лег на
кровать. Закрыл глаза и начал по минутам восстанавливать текущий
день. Разговор с Глебом в столовой, потом лицо сестры, искаженное
болью и страхом. Сколько времени прошло между этими моментами и
почему я чувствую себя так, будто не спал? Я представил образ Киры
— настоящий, мирный, без щупалец из головы и прочей жути, — и на
какое-то время мне стало спокойней. Я даже почти заснул, но перед
тем, как соскользнуть во тьму, услышал, как кто-то рядом тихо зовет
меня. Настойчивый голос повторял мое имя, требовал следовать за
ним, убеждал поддаться его воле. Не открывая глаз, я нащупал ИМП,
лежащий рядом с подушкой, включил и надел на голову. Голос исчез,
мысли прояснились, и я не заметил, как вырубился.
4 ноября 2028 года
В субботу утром ко мне зашел Осокин. Я удивился,
увидев его одетым все в тот же бежевый костюм, что и раньше, и,
видимо, эмоции так явно отразились на моем лице, что он, проследив
за моим взглядом, объяснил: