— Мы, люди, должны помогать друг
другу, — ответил Билый.
— Твои слова другим в уши, —
отозвался горец. Он подошел к Миколе, они крепко обнялись. Затем
Гажа подошел к Суздалеву и протянул ему руку. Граф пожал его руку в
ответ.
— Старик ваш совсем без сил, — сказал
горец, глядя на Прохора. — Как ты и сказал, Микола, люди должны
помогать друг другу. Вы помогли мне, я помогу вам.
С этими словами Гажа подошел к одному
из ишаков, которые паслись невдалеке и держа его за узду, подвел к
Прохору:
— Держи, старик. Подарок от меня. Без
него тяжело тебе будет такую поклажу тащить.
Прохор выпучил глаза, разглядывая
диковинную зверину. Потрогал ишака за уши, похлопал по спине.
— Благодарствую. А, что за конь такой
диковинный? Не болеет? Уши то какие странные. А глаза, как у меня!
Уж настрадался ты, сердобольный мой.
— Сколько я должен? — спросил
Суздалев, рука потянулась во внутренний карман. Горец молча
взглянул на Билого.
— Ваня, оставь. Деньги предлагать
сейчас — значит обидеть. Гажа сказал, что это подарок.
— Как знаете, — недовольно бросил
граф и повернувшись к Прохору распорядился. — Что стоишь, глазами
хлопаешь? Ишак это. Вьючное животное. Вынослив и неприхотлив.
Послушный! Грузи вещи на ишака. И так сколько времени потеряли.
Нагонять придется.
Взяв коня под уздцы, Суздалев сел в
седло и готов был уже тронуться с места.
Микола со стариком-горцем еще раз
обнялись.
— Аблалыму привет непременно. Уверен,
что свидимся, — крикнул Микола, впрыгивая в седло.
— Доброй дороги! — подняв руку вверх,
произнес Гажа.
— Мир дому твоему! — крикнул,
удаляясь вслед за Суздалевым, Микола.
За ними, усевшись на подаренного
ишака, ехал Прохор. Весь оставшийся путь он сетовал на то, что
какой-то горец назвал его, столичного человека, стариком. А так как
собеседник у Прохора был молчаливым, ему и самому надоело
собственное ворчание, и он стал обдумывать план, как бы найти и
снять барину комнату получше, когда прибудут на место.
— Слышь, — сказал задумчиво Прохор,
трепая ишака между ушами, — Ветром тебя назову. Чувствую,
подружимся мы с тобой.
— Ваня, не спеши! — попытался
одернуть односума Микола.
Суздалев всем своим видом показывал,
что торопится и то и дело подгонял своего Успеха. На душе скребли
кошки. Галя все никак не покидала его мыслей. Он гнал их от себя,
заставляя забыть красавицу-казачку. Но ее образ снова и снова
всплывал в душе графа. Душа бывшего капитана разрывалась между
станичной девицей и полком, в котором ему с Миколой придется
служить. Хотелось пришпорить коня и повернуть назад, в станицу.
Прискакать лихо ко двору Гали, притянуть ее к себе и сказать все
то, что не смог, когда был рядом. Графская гордость, присущая ему в
общениях со столичными барышнями, отступала в этот момент на второй
план, пропуская вперед чувства. Чистые, открытые, искренние. Но в
то же время Суздалев боялся этих чувств. Боялся признаться в том,
что ему — графу Суздалеву — нравится простолюдинка, хотя и
красавица. Все это терзало его душу, не давало покоя. Не мог граф
справиться с этим наваждением и поэтому видел спасение лишь в том,
чтобы быстрее добраться до расположения, назначенного им с Билым
для прохождения службы, полка и полностью окунуться в привычную
войсковую рутину. Чтобы как можно скорее вернуть себе чин, который
так несправедливо у него отобрали. Мысли новой волной накатили,
захлестывая сознание. Граф замахнулся нагайкой, чтобы снова
подстегнуть Успеха. Чтобы нес он к месту службы, где ожидает его,
графа Суздалева, непременно самый грандиозный успех.