- Я свободный, меня никто не
кормит.
- Ты из высококровных?
- Нет, я из гоев.
- Куда ты идёшь, гой Ратибор Свиньин?
– интересуется страж.
- Я иду в поместье мамаши Эндельман,
– отвечает шиноби.
- Зачем ты идёшь туда, гой?
- Я иду туда по желанию мамаши
Гурвиц, да продлится шабат над нею. Я выполняю её волю. У мамаши
Гурвиц к мамаше Эндельман есть дело.
Сущность покачнулась. Несколько
секунд она молчала, словно обдумывала услышанное. Но молодой
человек предполагал, что ничего она не обдумывает, а, скорее,
передаёт полученную информацию куда следует. А куда следует – это
как раз в поместье мамаши Эндельман. Страж, по идее, может иметь
орган, такой, какие отращивают себе телепаты взамен отмирающих
глаз.
И наконец страж рокочет ему:
- Проходи, гой.
И Ратибор поспешил пройти.
Признаться, место было жутковатое, как и сама сущность, охранявшая
проход.
Он прошёл пару десятков шагов и
обернулся. Страж так и стоял у ворот. Теперь он не шевелился и
напоминал старое, толстое сгнившее дерево. А дорога тем временем
пошла вверх, вверх, и казалось ему, что он даже стал различать
некоторые нотки дыма во влажном воздухе. То был бы верный признак
человеческого жилья. В общем, карта, которую он разглядывал перед
выходом в поход, была верна.
* * *
Туман и затхлая сырость остались
внизу, у ворот со стражем, когда же Ратибор поднялся на холм, он
сразу почувствовал ветерок, разметающий туман. Ему даже показалось,
что на пару секунд из-за туч выглянуло солнце, но это, конечно,
была иллюзия.
А вот человеческое жилье было вполне
себе реальным. Большой, огороженный от кого-то двор, строения и
верный признак жизни, дым, с характерным привкусом гриба-трутовика.
Единственного растения, которое умудрялось гореть при любой влаге и
сырости, не требуя предварительной просушки.
На воротах тут тоже была табличка с
буквами, и, кажется, шиноби узнал руку. Судя по всему, таблички в
этой местности писал один и тот же человек.
«П стоялый двор Самуи а Гольцмана.
Всём пут икам с деньгами брухим абаим (добро пожаловать)».
Ратибор Свиньин вошёл на двор
заведения и сразу приметил коновязь для козлолосей, двух не
очень-то упитанных барсуленей, развалившихся в луже и приветственно
помахивающих передними ластами как раз посреди двора, и полдюжины
тощих саламандр, копошащихся в грязи в поисках мокриц и водных
тараканов. А ещё во дворе нашёлся мальчишка лет семи-восьми, он был
перепачкан грязью, так как копался в ней; увидав шиноби, он тут же
вскочил и кинулся в дом с криком: