Пожарная застава квартала Одэнматё - страница 11

Шрифт
Интервал


Тетради пред лицом его быстро пересчитывали по числу лунных месяцев, два писца на коленях перед низкими столиками вносили одинаковые пометки в две учетных ведомости, затем пачки перевязывали тканью и они попадали под тяжелую длань руководителя, чтобы оставить на белой ткани красный след ответственной печати.

Главный архивариус в окружении высокопоставленной прислуги работал не покладая рук.

Он меня первый и заметил.

Словно волна пробежала от него ко мне, по мере того как писари оборачивались вслед начальственному взору. Работа прекратилась, наступило молчание.

Архивариус поставил печать в нефритовую тушечницу в форме жабы и указал сложенным веером в мою сторону одному из писцов за столами.

Тот, поклонившись, с достоинством поднялся, расправил широченные рукава, сняв с плеч белые подвязки, их удерживавшие выше локтя подальше от опасного соседства с осакскими чернилами. Мелко семеня ногами, он изящно проследовал до дверей за время, что я мог бы не спеша обойти эту залу дважды.

У входа слегка лишь обозначив предельно незаметный поклон, он едва слышно спросил:

— Чем обязаны такому беспокойству?

— Прошу простить, — я поклонился ему как вышестоящему, каковым он и был. — Униженно прошу снисхождения и совета у его учености, господина архивариуса, по этикету одного сложного и неотложного дела.

Секретарь вежливо ожидал, что я добавлю что-то еще. Не дождался, медленно повернулся на месте и засеменил к столу начальника с той же прытью, способной привести в дурное расположение духа человека и потерпеливее меня.

Там, нижайше склонившись над начальственным ухом, он, видимо, передал мою просьбу слово в слово. А может, приукрасил чем мой неизысканный стиль.

Господин архивариус недолго размышлял, взмахнул рукой, поднялся с места. Вслед за ним поднялся каждый в зале, кто еще сидел, и все склонились в почтительном поклоне ему вслед.

Когда господин архивариус скрылся за расписной ширмой в рост человека, отделяющей последнюю четверть зала в отдельный покой, неспешный секретарь с достоинством повернулся ко входу, изящно протянул руку и кончиками пальцев поманил меня к себе, как манят собаку.

По зале прокатился звук подавленных смешков, меж которых я и прошел, ежась от очевидного унижения. Что я мог поделать?

Я мог бы выхватить меч и учинить славную резню прямо здесь. Я одинок, мне нечего бояться, живым не возьмут, а уж пару таких улыбок я бы точно успел превратить в предсмертную гримасу.