Заметив царя, Никитка побледнел и,
едва не упав, торопливо начал кланяться. Огромные крылья и хвост
мешали ему, заставляя выглядеть довольно неуклюже.
— Простите, государь-батюшка!
Простите меня, грешного! — причитал он, дрожа от страха. — Не хотел
я вас отвлекать от дел важных!
Иван Васильевич с мрачным
любопытством подвёл коня ближе, осматривая причудливую конструкцию.
Его взгляд скользил по деревянным креплениям, шёлковым полотнищам и
кожаным ремням, с каждой секундой становясь всё более суровым и
холодным. Лицо царя постепенно темнело, будто тень гнева ложилась
на него изнутри, и, не сдержав ярости, он резко вскинул голову,
заглушив своим громовым голосом слёзные причитания испуганного
Никитки:
— Человек не птица — крыльев не
имеет. А если кто дерзнёт прилепить к себе крылья — против естества
поступает. То не Божье промышление, то дело бесовское! За такую
дружбу с нечистым следует тому выдумщику голову отсечь, тело его,
как пса смердящего, свиньям на съедение отдать! А саму выдумку,
творение дьявольское, по окончании Божественной Литургии — сжечь
огнём очищающим!
Охрана царя, будто по сигналу, тут же
извлекла мечи из ножен, и в глазах Никитки застыл ужас. Валерий
понял — ещё миг, и произойдёт непоправимое.
— Государь, помилуйте! — вскричал
Кипелов. От услышанной дикости он на миг забыл о собственной
безопасности. — Я вчера говорил с Никиткой, и тот мне сказал:
крылья эти он сделал не ради забавы, а чтобы наши воины могли над
стенами взлетать и врага сверху поражать. Разве помыслы о защите
Отечества бесовские? Разве те, кто дали войску нашему пушки, порох
и пищали, не заслужили похвалы вместо кары?
Царь раздражённо поморщился, смерил
Валерия строгим взглядом:
— Ты здесь всего ничего, а уже учишь
меня, как суд вершить?
— Простите, государь, — опустил
голову Валерий, — я прибыл издалека и многого не знаю. Но прошу
вас, пощадите мальчика, пощадите во имя христианского
человеколюбия. Пусть будет это мне наградой за мои добрые дела!
Только этого прошу!
Наступила тягостная пауза. Иван
Васильевич, нахмурившись, внимательно разглядывал Валерия,
взвешивая ответ.
— Что ж, — медленно произнёс он
наконец, с явной неохотой, — раз такое дело, пусть жизнь этого
дурня станет твоей наградой. Царь умеет быть благодарным. Крылья же
я велю обсудить с князем Воротынским, когда он вернётся из-под
Тулы. Быть может, в них и правда будет толк.