Гобелен выглядел очень дорогим,
скорее всего, привезённым из далёких земель — возможно,
фландрийский или итальянский. От его вида Валерию стало не по себе.
Почему царь украсил палаты таким мрачным произведением? Быть может,
он считал эту сцену напоминанием о том, что ради правого дела можно
проявить жестокость?
Кипелов невольно отвёл глаза.
Сглотнув ком в горле, Валерий продолжил подъём, вскоре достигнув
второго этажа. Едва он успел повернуть, как до его ушей донеслись
глухие шаги.
Он остановился как вкопанный. Кипелов
вполне имел право находится в гостевых палатах и свободно ходить по
всему зданию. Ему никто этого не запрещал, но передвигаясь ночью,
при столь щекотливых обстоятельствах, он не хотел иметь
свидетелей.
Валерий метнулся к стене. За краем
гобелена было немного пространства — узкий, пыльный проход между
тканью и камнем. Он зашёл за полотно, аккуратно, словно прячась в
детской игре. И застыл.
Шаги приблизились. Скорее всего, это
был стражник. Валерий видел его силуэт сквозь просвет между тканью
и стеной. Служивый прошёл мимо, совсем рядом, абсолютно не
подозревая о спрятавшемся за гобеленом человеке. Вскоре его шаги
удалились вниз по лестнице, растворяясь в эхе каменных сводов.
Валерий медленно вышел из своего
укрытия. Он дождался, пока тишина утвердится окончательно, и
продолжил путь. Лестница вела выше — на последний этаж.
Там, наверху, его ждала другая,
кованая винтовая лестница, уходящая к самому шпилю четырёхгранной
крыши. Валерий подошёл к ней, глядя вверх. В воздухе уже
чувствовался холод — кусачий, злой. Он поднялся по узким ступеням,
держась за тесные перила. Тьма обволакивала его.
На самой вершине лестницы — люк.
Деревянный, просмоленный от холодов. Он потянулся к нему, и,
приложив немалое усилие, открыл.
Морозный воздух ударил в лицо.
Чистый, колючий. Валерий выбрался на смотровую площадку — низкий
чердак, в котором едва можно было выпрямить спину. Почти на ощупь
он закрыл за собой люк, стараясь не грохнуть.
Внутри было совершенно темно. Кипелов
развязал сумку и достал хрустальный шар. Его привычно-слабое
фиолетовое мерцание стало здесь единственным источником света.
Валерий оглядел крохотную комнатушку, затем подошёл к плотно
закрытым деревянным ставням, снял с них массивную щеколду, и
широким движением распахнул окно.