Кипелов ждал несмотря на холод и
затёкшие мышцы.
Он смотрел на оконные проёмы, что
были выше балюстрады левого крыла дворца — туда, куда указывал
Лукий перед пиром. По его словам, это были покои лекаря. Валерий
упрямо наводил шар на них, в надежде уловить хоть слабое искажение,
пробой в чародейской защите. Но ничего не происходило.
И вдруг — едва заметное движение.
Но не в лекарских покоях.
Шар дрогнул, повернулся к правому
крылу — царские палаты.
Ставни одного из окон медленно начали
распахиваться. Валерий застыл.
Секунда. Другая.
И тогда из тьмы, как призрак, возник
силуэт. Сначала — лишь голова. Затем — плечи. Царь.
Иван Васильевич. Узнаваемый. В
шикарной парчовой мантии, отливающей золотом, он не мог быть никем
другим.
Царь вышел на карниз.
Валерий вцепился в шар обеими руками,
затаив дыхание. Следующее мгновение потрясло его до костей.
Подобно опытному акробату, Иван IV
сделал шаг в сторону, не потеряв равновесия, затем — резкий,
нечеловечески точный прыжок. Он оттолкнулся от края окна и с
грацией ящерицы приник к каменной кладке.
И пополз.
Слово «полз» здесь было уместнее
любого другого: царь двигался по отвесной стене, между вторым и
третьим этажами дворца, как ящерица. Его пальцы находили трещины в
камне, цеплялись, как когти. Сапоги скользили по фасаду, но не
теряли опоры. Он скользил, тёк, переползал.
И всё это — с нечеловеческой
скоростью.
Кипелов не верил глазам. Движения
Ивана Васильевича были точны до пугающей механистичности — ни
одного лишнего жеста, ни одной ошибки. Он был совершенством,
порождённым мраком.
Ветер завывал снаружи. Валерий
чувствовал, как леденеет лицо, но не от холода — от осознания. Вот
она — проблема. Вот он, корень нарушения естественного порядка
вещей, от которого началась вся эта чертовщина.
Русский царь поражён вампиризмом.
Если законный монарх стал настоящим упырём — это искажало течение
времени. Какой бы не был правитель, плохой или хороший — он
считался исполнителем миссии высших сил или божьим помазанником,
который обязан выполнить свою роль в истории человечества, быть
одним из важных звеньев истории. Но теперь, когда царь стал
нежитью, он уходил из-под влияния естественного хода вещей или, как
говорили в православии — нарушал божий замысел.
Валерий был ошарашен. Он совсем не
ожидал такого поворота хотя бы потому, что царь выходил на улицу
днём и искал вместе с ним мальчика. Но… день тот был сер. Ни
солнца, ни проблеска чистого неба — сплошной серый саван туч.