Кипелов медленно снял плащ и доспехи,
размышляя о случившемся. Скоро он окажется на пиру у Ивана
Грозного. Валерий морально готовился к этому моменту, но теперь,
когда он был так близко, тревога нахлынула на него с новой силой.
Что он будет говорить? Как он себя подаст?
До царского пира оставалась ночь,
день, ещё одна ночь и половина дня. Времени было предостаточно, но
делать оставалось одно – ждать.
Валерий опустился на кровать и закрыл
глаза. Он ожидал, что после долгой дороги сон придёт моментально,
но сразу заснуть не вышло. Постель была мягкой, меховое покрывало
уютно обволакивало тело, но сознание упорно отказывалось
проваливаться в небытие.
Кипелов думал. Перед мысленным взором
вставал образ поэтессы Маргариты Пушкиной — той, что сочиняла стихи
для его песен, создавая образы, отголоски которых он теперь
встречал в этом странном мире. Как же она сейчас, там, в его родном
времени? Что сказала бы, узнав, где оказался её соавтор? Он
усмехнулся, представив её реакцию: сперва — холодная насмешка с
угрозой вызова санитаров, потом — щурящийся взгляд, полный скрытого
интереса.
Валерий знал, что Пушкина не любила,
когда её называли поэтессой, предпочитая слово «сочинительница».
Валерий снова усмехнулся, припоминая её раздражённое лицо, когда он
специально использовал ненавистное существительное. Да, Маргарите
всегда хотелось, чтобы её воспринимали без
ванильно-сентиментального оттенка, которым обычно было окрашено
слово «поэтесса».
Но вот что волновало Кипелова больше
всего: почему в альтернативный приток прошлого выдернуло именно
его, а не Пушкину, к которой приходили образы из этой реальности?
Ведь это она создавала стихи, оживляя в них мир, теперь окружавший
его. Логичнее было бы, если бы «течение рек» вынесло сюда её. Разве
не она должна всё это пережить?
Кипелов помнил слова Радомыслова: «Ты
оказался здесь, потому что нёс в мир события этого притока».
Очевидно, он был лишь посредником, глашатаем, а не создателем. И
всё же — почему «течение» выбрало именно его?
Валерий не знал, был ли он благодарен
"течению" за этот выбор или проклинал его. События, произошедшие с
ним, были жестоки, опасны, а порой и вовсе казались непереносимыми.
А если бы всё это выпало на Пушкину? Он представил её, такую
внутренне сильную, но совершенно неподготовленную к тому, что
довелось пережить ему. Нет, он не хотел бы, чтобы ей довелось
столкнуться с этим ужасом. Как знать, может, «течение» осознанно
выбрало того, кто мог выдержать?