Валерий перевёл взгляд и увидел
парнишку лет четырнадцати, крепко прижимающего к груди свёрток из
грязно-белой ткани. За ним семенила тучная женщина, очевидно, его
мать, размахивая руками, словно разминаясь перед выдачей
затрещин.
— Никитка, верни отрез, я тебе
говорю! — надрывалась она. — Шёлк дорогой, что тебе опять в голову
взбрело?!
— Мне нужен! Он подходит! —
огрызнулся парнишка, не сбавляя ходу. — Он гладкий, тонкий,
лёгкий!
— Заняться тебе нечем, окаянный?! —
не унималась женщина. — Верни, говорю! Верни! Пусть и пятна на нём,
а всё одно — платков наделать можно, куски выбрать, расшить
красиво!
Никитка был непреклонен. Упорно тащил
свёрток в сторону мастерских, не обращая внимания на причитания
разъярённой матери.
Лукий наблюдал за сценой с
усмешкой.
— Вот дурень… — пробормотал он. —
Никитка это, холоп боярского сына Лупатова. Сызмальства мастерить
любит, всякую ерунду выдумывает. Чуть ли не блаженный. Опять,
видно, что-то задумал.
Валерий проводил парнишку взглядом,
думая о том, чем может обернуться его затея.
— Ладно, что стоим? — Лукий хлопнул
его по плечу. — Давай-ка я тебя в кабак сведу, отведаешь здешней
медовухи.
— Что ж, пойдём, — согласился
Валерий, ему очень хотелось отвлечь себя любым занятием.
Они зашагали по улице, и морозный
воздух, казалось, прояснял мысли.
Местный кабак оказался куда более
цивильным, чем ожидал Валерий. В его представлении питейное
заведение в таком месте должно было быть тёмной, прокуренной норой,
полной пьяных стрельцов и подозрительных личностей, что сжимают в
мозолистых ладонях кривые ножи. Однако, переступив порог, он увидел
совсем иную картину.
Кабак встретил их тёплым, ровным
светом множества лучин, расставленных на кованных стойках. Под
сводами, выложенными из крепкого дуба, витал густой аромат сдобного
хлеба, жареного мяса и, разумеется, медовухи. Столы, длинные и
широкие, были из чистого, тщательно обработанного дерева, не
покрытого грязью и липкими разводами, как это обычно бывало в
заведениях подобного рода. Здесь всё было ухоженно, даже аккуратно
— непривычно для кабака. Видимо, близость царского дворца обязывала
держать высокую планку.
Служители, средневековые аналоги
половых и официантов, сновали между столами с удивительной
сноровкой. Одни несли тяжёлые глиняные кувшины с горячим сбитнем,
другие — подносы с подрумяненными пирогами и копчёным мясом. Их
одежда была не просто чиста, но и ухожена: белоснежные фартуки
казались нарочно выкрахмаленными, а головы венчали аккуратные тафьи
— своеобразные колпаки, подчёркивающие их опрятность.