— Да кто ж тебя понесёт, Кипелов? —
хохотнул Лукий. — Валялся бы тут до утра, отлёживался.
Они говорили, ели простую, но сытную
пищу и, наконец, когда стало ясно, что день приближается к концу,
поднялись из-за стола.
Ближе к семи вечера Валерий вернулся
в гостевые палаты. Усталость наваливалась тяжёлым грузом — Кипелов
скинул плащ, не раздеваясь мешком опустился на постель и закрыл
глаза.
Дремоту навевало согревающее тепло
медовухи, неспешно разливавшееся по телу, и густая, словно
растёкшаяся по улицам смола, тишина. Крепость, погрузившись в морок
зимнего вечера, затаила дыхание, скрывая в своих недрах чьи-то
тайны, чьи-то сны, чьи-то невысказанные мысли. Где-то за окнами
вдруг поднялся шёпот ветра, вскоре переросший в приглушённый вой.
Медленно подступала метель, словно кто-то, до сих пор молчавший,
начинал кричать. Колючий ветер метался между стенами, хлестал по
ставням, норовя пробраться внутрь, будто нечто неведомое скользило
во тьме, пытаясь донести свой нечеловеческий зов.
Этим вечером прежде ласковая зима
внезапно обнажила свой суровый нрав, взметнув в небо снежные вихри
и запутав звуки в ледяном завывающем хоре.
Валерий проснулся внезапно, будто его
резко выдернули из вязкой трясины. Тьма окутывала покои, но слух
улавливал нечто необычное. Он приподнялся на локте,
прислушался.
Сквозь слюдяные окна доносился
приглушённый ропот, сперва неясный, похожий на дыхание ветра, но
затем всё более отчётливый, многоголосый. Толпа. Люди. Отсюда
казалось, что они говорили негромко, но напряжение сквозило в
каждом звуке.
Валерий встал, подошёл к окну. Тёмная
ночь была разорвана багровыми всполохами. Огонь множества факелов
гулял по стенам, колебался, словно танцуя в причудливом хороводе.
Внизу раздавался топот копыт, суетливая возня. Кто-то выкрикивал
отрывистые команды.
Странно. В столь поздний час крепость
обычно спала, утонув в снежной тишине. Здесь каждое движение,
каждый звук подчинялся строгому ритму дня. Что же могло вызвать
столь необычное оживление?
Валерий быстро накинул плащ,
привычным движением проверил меч у пояса. Холодное, успокаивающее
касание рукояти. Он даже не снимал его перед сном — новая привычка,
которая запросто могла спасти жизнь.
В коридоре было темно, лишь одна
лампадка мерцала у стены, рисуя зыбкие тени на сводчатых сводах.
Свет её был слабым, но достаточным, чтобы не сбиться с пути.
Валерий шагал осторожно, стараясь не издавать лишних звуков. В
голове лихорадочно перебирались возможные причины ночного
оживления. Нападение? Вряд ли. Александровская слобода находилась в
глубоком тылу. Бунт? Куда вероятнее. Может быть, против государя?
Или против кого-то из его приближённых?