— А что в Москве за беды?
Фёдор нахмурился, бросив на него
взгляд из-под мохнатых бровей.
— Ты, видно, не местный совсем, —
протянул он. — Два месяца уж как все об этом говорят. Дети мрут, да
как мрут, сотнями! Причём не хилые, здоровые мрут, крепкие! Ложатся
вечером опочивать, а к утру их бездыханными находят.
— И в чём же причина? Болезнь? —
снова спросил Кипелов.
Фёдор тяжело вздохнул и
перекрестился.
— Никто этого не знает, окромя Бога.
Ни лекари, ни попы — все только друг на друга кивают.
Он помолчал, затем продолжил, его
голос стал совсем тихим, почти заговорщицким:
— Царя нашего, Иван Васильича, беда
эта не на шутку встревожила. Как только всё началось, он все церкви
да монастыри в Москве объездил. Молился денно и нощно, слёзы
проливал, с колен не вставал перед образами.
Валерий не знал, как реагировать на
эти слова. Здесь, в столь дремучие времена, нет способа сладить с
новой болезнью. Вполне может быть, что усердная молитва тут
единственный доступный метод врачевания. Иди хотя бы способ
успокоения.
— Царь и сейчас в храме? — спросил
Кипелов.
— Кто-ж его знает. Может и в храме.
Да только не в Москве. Тогда, намолившись, он велел собрать все
самые почитаемые иконы со всего города. В Успенском соборе их
соединили, службу отстояли. Третьего декабря это было, как сейчас
помню. А потом, — Фёдор выдержал паузу, —Царь вместе с семьёй,
свитой и казной покинул столицу. И иконы! Иконы уехали вместе с
ним! Забрал все самые главные святыни! Потом в Александровскую
слободу подался. Там ему спокойней, наверное, ведь напасть до туда
ещё не добралась.
— И надолго он там? — осторожно
поинтересовался Валерий.
Фёдор усмехнулся, но в этой усмешке
не было радости.
— Как знать… Молва идёт, что там
новая столица будет. А Москва... Москва без Царя и войска осталась.
Днём вроде стало тише, стража не свирепствует, её теперь мало. А
ночью, — тут он понизил голос, — поговаривают, бесовщина
творится.
— Это как? — нахмурился Валерий.
Фёдор покосился на него, словно
оценивая, стоит ли говорить дальше, но потом всё же произнёс с
мрачной решимостью:
— Город лишился святынь! Теперь без
икон-то он как без щита. Судачат, что нечисть по ночам разгулялась.
Зловещие дела творятся. Кто вечером пропадёт, того уж не сыскать.
Сам я не видел конечно, живу в деревне, за стенами. Но в Москве об
этом в каждом трактире твердят.