Валерий почувствовал, как внутри него
что-то сжалось. То ли от слов Фёдора, то ли от холода, который
пробирал его даже под козьей шкурой. В его веке такие рассказы
звучали бы как мифы, страшилки для запугивания наивных. Но здесь
они идеально подходили под окружающую действительность, даже если
единственным «надёжным» источником были сплетни из трактира.
— Вот как, — лишь проговорил он,
глядя на дорогу впереди.
Фёдор молчал, только изредка хмыкая и
вздёргивая вожжи. Валерий пытался осмыслить услышанное, отделить
суеверие от возможных фактов. В реальную бесовщину он не верил. Всё
рассказанное похоже на проявления паники из-за какой-то массовой
эпидемии. К тому же имеется социальный взрыв от переезда почитаемых
икон. Религия в эти времена играет большую роль. Здесь нельзя
просто так увезти святыни и не вызвать волнения горожан.
Телега, скрипя колёсами, замедлилась
перед массивными городскими воротами. Их циклопические створы,
обитые железом и украшенные грубой резьбой, казались незыблемыми,
почти вечными.
Охрана, лениво зевая, лишь бегло
посмотрела на Фёдора и его пассажира. Едва возница кивнул в сторону
стражников, как те махнули руками, пропуская их вглубь города.
Видимо, Фёдор часто ездил этим путём.
Москва XVI века развернулась перед
Валерием словно сцена театрального спектакля. Улицы, покрытые
грязным снегом, были застроены деревянными домами. Торговцы
выкрикивали товары — от мехов и тканей до рыбы и горячих пирогов.
Женщины в пушистых платках сновали туда-сюда, дети громко играли у
порогов, а крепкие мужики в тулупах, ядрёно перекрикиваясь, то и
дело таскали мешки и ящики.
Кипелов ошеломлённо оглядывался по
сторонам, пытаясь впитать все детали. Ему чудилось, что он попал на
съёмочную площадку с идеальными декорациями, но фильм был явно
чёрно-белым. Белый снег, серая одежда, потемневшая от сырости
древесина. Ни красных стрелецких кафтанов, ни ярких национальных
костюмов. Создавалось впечатление, что Русь ещё не знала, как
красить ткани, либо это излишество было доступно только самым
знатным горожанам. Вряд ли таких можно было увидеть на рынке.
— Смотри по сторонам, скоморох, да не
разевай рот. Тут так, зазеваешься — и последний сапог стянут. —
Фёдор хохотнул, но его голос прозвучал скорее предостережением, чем
шуткой.