Кипелов хотел снова обратиться к
Лукию, спросить что-то ещё, как в зал торжественно вошла вереница
стольников, облачённых во всё зелёное, богато расшитое серебром.
Каждое их движение было выверено, отточено, словно отрепетированная
пляска. В руках стольники держали огромные серебряные подносы,
уставленные яствами, источающими ароматные волны, отчего Валерий
почувствовал голод, которого прежде не замечал. От веса блюд
походка стольников казалась замедленной, торжественной, как
церковное шествие в Вербное воскресенье.
Гости оживлённо зашумели, приветствуя
стольников восторженными возгласами и довольными улыбками. Волна
оживления прокатилась по залу, разбавляя напряжённую тишину
ожидания. Кто-то шептал названия блюд, предугадывая по запаху,
кто-то, наоборот, просто восхищённо глядел на процесс, будто это
было театральное представление. Стольники двигались плавно, не
торопясь, подчёркивая важность момента, и расставляли подносы на
длинных столах, полированных до зеркального блеска.
Воздух быстро наполнился густыми,
сытными ароматами: жареный лебедь с яблоками, фаршированная щука,
лосиный язык, залитый острым соусом, сладкие пироги с маком,
гороховая каша с мёдом, орехами и изюмом, пышные караваи с
солью.
Перед Валерием опустилось роскошное
блюдо. Оно было накрыто серебристым колпаком с ручкой в форме
геральдического льва. Сияние свечей скользило по гладкой
поверхности, будто зовя сорвать покров и узреть кулинарное чудо. Но
Кипелов не успел ни рассмотреть подноса, ни вдохнуть запаха яств —
его внимание мгновенно привлекла фигура, стремительно вбежавшая в
зал.
Глашатай, раскрасневшийся, как
ребёнок после игры в снежки, ворвался под своды палаты в одежде
столь нарядной, что, казалось, она принадлежала самому Арлекину из
комедии дель арте. Бархатная синяя свита была оторочена алыми
лентами, на голове — колпак с золотыми кистями. В правой руке он
сжимал горн, искусно вырезанный из белоснежной кости.
Глашатай пробежал между столами, пока
не встал точно под передним ярусом, прямо напротив главного,
царского стола. Он распрямился, поднял горн и протрубил короткий,
но пронзительный звук, наподобие фанфары. От неожиданности многие
вздрогнули. В следующий миг глашатай, вложив в голос всё, на что
способна человеческая грудь, выкрикнул: