Он усмехнулся, сделал глоток и
добавил, чуть тише:
— А на деле-то, может, и не было
ничего, кроме строгого взгляда да пары хлопков в ладоши.
— Но ведь, — заметил Валерий, — такая
молва царю во вред?
— Не сказал бы, — Лукий усмехнулся
уголком рта. — Государю даже выгодно, что его боятся заграницей.
Пусть чужеземцы страшатся грозного нрава, не суются с дерзостями,
не тянут руки к русским землям. Молва, если умело управлять ею, —
тоже оружие. Не хуже меча.
Валерий согласно кивнул. Логика в
этом была. Порою образ куда важнее истины. Особенно — в
политике.
В это время главные места у царского
стола начали постепенно заполняться. Один за другим туда входили
важные особы — бояре, окольничие, думные люди. Кто-то в златотканом
кафтане, кто-то в скромной, но безукоризненно чистой одежде, кто-то
с печатью власти на лице, а кто — с печатью интриги.
— Вон он, — вдруг сказал Лукий, чуть
кивнув в сторону. — Слева от царя. Видишь?
Валерий повернулся и сразу понял, о
ком речь.
Елисей Бомелий. Элизеус Бомелиус.
Он сидел прямо рядом с Иваном,
склонившись к нему и что-то негромко говоря. Царь слушал, не
поворачивая головы, но с вниманием. Влияние лекаря было
очевидно.
Лицо Бомелия отталкивало с первого
взгляда. Узкое, вытянутое, почти лисье, с глубоко посаженными
глазками, напоминавшими крысиные. Их блеск был влажным, будто он
всё время смотрел сквозь тонкую пелену собственных мыслей. Нос —
острый, с тонкими ноздрями. Редкая седая бородёнка была заплетена в
тонкую, нелепую косичку, точно он нарочно хотел подчеркнуть свою
инаковость.
Но больше всего Валерия поразил его
наряд.
На голове — остроконечная шляпа с
широкими полями, цвета выцветшего апельсина. Под ней — тонкие пряди
седых волос, забранные за уши. Шёлковая накидка, отделанная тем же
оранжевым подбоем, лежала на плечах. Сам костюм был чёрным,
парчовым, но шит — не цветами, не геометрией, а… звёздами.
Пятиконечными, как у алхимиков и звездочётов. Они покрывали весь
наряд — как будто звёздное небо спустилось на человека.
— Нарочно, — прошептал Лукий, не
отрывая взгляда. — Он нарочно так одевается. Дескать, я — колдун, и
мне за это ничего не будет.
— И ведь не будет, —заметил
Валерий.
— Пока царь жив и в нём сила, —
согласился Лукий. — Пока не разлюбит. А когда разлюбит… ох, не
хотелось бы видеть конец этого Бомелиуса.