Но человек – существо странное, ко всему приспосабливается.
Буквально через день не вызывало протеста вскочить с койки в шесть
утра, намотать портянки, сунуть ноги в сапоги и выскочить из
палатки на построение, на бегу застёгивая крючок на воротнике
гимнастёрки. Как помкомвзвода я выстраивал своих, и мы резво
неслись по степи, по щиколотку в снегу, мороз градусов пять-семь,
старались как можно быстрее, чтоб согреться. Там останавливались,
расстёгивали галифе и жёлтыми струйками рисовали на снегу
затейливые узоры, после чего галопировали назад – умываться ледяной
водой или снегом, что практически одинаково.
Большая палатка, вмещавшая длинные столы, заменяла столовую, и
горячий чай с сахаром был вкуснее любых напитков мира. Сразу
почувствовали увеличение порций по норме лётного состава, отлично
известно, что голодный пилот хуже переносит перегрузки.
Всё это можно стерпеть ради главного. Я ведь больше тридцати лет
был отлучён от неба… Когда брал интервью на авиабазах, старался не
смотреть в сторону самолётов, а если доносился рёв двигателя на
взлёте или на реверсе при посадке, душу и тело рвало изнутри:
почему не мне выпало сидеть за штурвалом?! Старость – худший
приговор лётчику.
Не меньше волновались другие курсанты, налетавшие положенные
десятки часов на Як-18У, маленьком поршневом самолёте с носовой
опорой шасси, считалось, что научившиеся его сажать легче справятся
с реактивным. Не знаю… Стоило подняться с полосы, и он вёл себя как
обычный пропеллерный тридцатых или начала сороковых, туповатый, с
реактивными очень мало общего.
Но теперь – другое дело, впереди полёты, полёты, полёты… Пусть
на архаичных истребителях второго поколения, мне плевать. На МиГ-15
и МиГ-15бис безжалостно били «сейбров» над Северной Кореей, на
МиГ-17, пусть к тому времени устаревших, умудрялись снимать с неба
«фантомы» над Северным Вьетнамом. Это очень хорошие машины для
своего времени, ничуть не зазорно сесть в них снова. Да какое
зазорно – просто здорово!
В день, когда застегнул ремни, сидя в передней кабине МиГ-15УТИ,
сердце рвалось из груди. Самолёт, давно забытый, но настолько
родной… Будто нашёл на чердаке и надел старые перчатки, когда-то
любимые, не выброшенные, скорее – потерянные. Они помнят форму,
размер каждого моего пальца, становятся буквально частью меня.