Возможно, с кем пожиже, такое его давление и прокатило бы.
Например, с зеленым солдатиком-первогодкой, который трепетал от
одного лишь факта, что сидит перед особистом. Но со мной эти штучки
не пройдут.
Я был почти уверен, что Сорокин решил строить свое
«расследование» от моего признания. Потом, с моей же помощью,
собрать «улики». М-да. Видимо, расслабился он в своей оперативной
работе.
В моей прошлой жизни мне не раз и не два приходилось
сталкиваться с офицерами особого отдела. Бывали среди них и
хорошие, и плохие ребята. Люди же, чего тут попишешь? С одним
таким, будучи офицером, я даже дружил. Петькой Солодовым. Майором.
Интересно, как он там? Бегает жеж где-то по степям да горам Афгана
вместе с моей ротой сейчас зеленым сержантом. Вернее, теперь уже с
Сашкиной ротой.
Выучка у этих ребят-особистов всегда была что надо. Тут ничего
не скажу. Да только некоторые слишком уж надеялись на свое
положение. Зачем проводить тщательное следствие, если можно так, «с
ноги» войти? Сдается мне, Сорокин был именно из таких.
Что ж, если Сорокина я читал как открытую книгу, и в общих
чертах понял, каким человеком сделал его особый отдел, то второй
капитан, Шарипов, вызывал у меня больше вопросов. Он, пока что,
оставался темной лошадкой.
— Ты, боец, что? Шибко умный? — Угрожающее зашипел Сорокин,
глядя на меня исподлобья. — Ты, наверное, не совсем понимаешь, в
какой ситуации находишься.
— А мне кажется, очень даже понимаю.
— Пиши! Пиши, если не хочешь, чтобы я тебя прям сейчас отволок
за шкирку в отряд, на губу!
Я хмыкнул.
— Ну хорошо. Разрешите? — Кивнул я на бумагу с ручкой.
Капитан, сгорбившийся, напряженный, как шакал перед прыжком,
вдруг посмотрел на меня благосклоннее. Однако все еще с некоторым
подозрением.
Сорокин откинулся на спинку стула. Бросил:
— Так бы сразу. Разрешаю, Селихов. А еще обещаю, что
расследование будет тщательным. Если найдутся смягчающие
обстоятельства, следствие их обязательно учтет, я позабочусь.
— Вы очень великодушны, товарищ капитан, — съязвил я.
— Пиши, — раздражено сказал Сорокин.
Видно было, как он насторожен. Что мое хладнокровие его очень
беспокоит. Признаюсь, это меня даже развеселило.
Я пододвинул стул к уголку стола. Устроившись, стал торопливо
писать объяснения. Сорокин внимательно наблюдал. Хмурился. Когда я
сунул ему листик, особист быстро прочитал написанное.