Или, может быть, где-то в одном из ранних выпусков газеты, пока
все не устаканилось, проскочило полное имя.
Или (что намного вероятней) это писал один из тех немногих
людей, который знал, как его зовут, где он работает, но не уверен,
где он точно живет. И поленился даже заглянуть в телефонную
книгу.
Хотя есть ли он, Валерий Черский, в городской телефонной книге?
А если есть — то по старому адресу или по новому? После того как
начался этот хаос с приватизацией и свободной торговлей жильем, все
настолько перемешалось, что люди использовали телефонные книги
только как подставку, если надо было что-то просверлить.
Он вскрыл конверт. Там был сложенный вдвое лист альбомного
формата, заполненный машинописью.
Подписи не было. Но Черский угадал отправителя с первых
строк.
«Привет, дружище!
Пишу тебе так потому, что есть подозрение, что больше мы уже
не увидимся.
Я помню сразу после дембеля, когда мы на хрен никому не
нужные стояли на улице, я спросил у тебя: как ты смотришь на то,
если я пойду в органы? Мы же столько натерпелись от наших
особистов, а особисты — это же те же менты, только
внутриармейские.
А ты мне тогда сказал, что на таких людях, как я, на самом
деле все и держится. Это ты раздолбай, которому пришлось воевать
два года, прежде чем он понял, что в армию попал по ошибке. А вот я
был всегда на своем месте.
Теперь я понимаю, что ты был прав. На таких, как я,
действительно что-то держится. Но что-то другое, очень важное,
держится и на таких, как ты. Даже если тебе кажется, что ты просто
пишешь бесконечные статьи о том, чего сам ни к черту не
понимаешь.
Я не знаю, что за движение сейчас начинается. Какие-то
серьезные перестановки на вершинах нашего криминала. Обычно за
таким следует отстрел конкурентов. Будет много работы и для тебя, и
для нас. А простые люди будут, конечно, просто жаловаться для вида,
а внутри злорадствовать. Видимо, это так здорово, когда преступники
убивают преступников. Общество очищается.
Но есть определенные признаки того, что теперь я под
угрозой. Не буду вдаваться в подробности, потому что мне за то и
платили, чтобы я эти подробности никому не раскрывал. А слово я
держу, потому что особо не за что больше теперь держаться.
Походу, у тех, кого я сторожил, нарисовалась более серьезная
крыша. Но меня так просто слить они не могут. Поэтому, скорее
всего, очень скоро ты узнаешь, что я чуть-чуть не умер от
естественных причин. Можешь в это даже поверить, я не
настаиваю.