Но не хватило ума догадаться, что его обойдут со двора.
Черский улыбнулся и ощутил, как закипает в нем ярость. Он всегда
улыбался, когда ощущал что-то такое. Так улыбается пират, когда
видит на горизонте галеон, полный пленниц и сокровищ, но чреватый и
случайной смертью.
Черский оторвался от стены, выдохнул и решительно зашагал прямо
к противнику.
— Дебилам привет! — крикнул он так, что эхо запрыгало между
домами.
Бакович вздрогнул и обернулся. Рука рванулась из кармана, в
свете уличного фонаря блеснуло на мгновение лезвие ножа.
А в следующее мгновение рыхлый белый снежок, слепленный из того
самого сугроба, что прел во дворе, врезался ему прямо в лицо.
Ослепленный Бакович замахал руками, нечленораздельно выругался,
попытался стряхнуть с лица снег, но Черский уже был у него за
спиной и отработанным движением вывернул руки. Бакович завизжал от
боли, нож выпал и замер посреди лужи.
Черский врезал ему несколько раз под дых, потом приложил об
стену. Убедился, что клиент обмяк, — и только тогда отпустил, чтобы
поднять из холодной воды тот самый нож.
Отряхнул капли с лезвия и продемонстрировал Баковичу. Тот так и
стоял, прижимаясь к стене и тупо вращая глазами.
— Ты собирался меня этим убить, — сообщил Черский. — Нехорошее
дело. Я это так не оставлю.
Бакович таращился на него, словно не мог найти нужного слова. А
потом вдруг рванулся — но не на противника, а прочь, вдоль по
улице, и исчез за одним из поворотов.
Вечерняя улица Бабеля была, как назло, совершенно пуста. У
схватки не оказалось случайных свидетелей. Хотя, казалось бы, центр
города…
Черский не стал преследовать фальшивого историка. Просто стоял
возле редакции и уже глазами знатока рассматривал лезвие, которое
еще пару минут назад собиралось войти в его тело.
Нож был хороший и именно боевой. С такими не в походы ходят,
такими убивают. Как этот дурак догадался раздобыть именно такой
нож?
Черт, опять на журналистское расследование потянуло.
Он поднял взгляд и увидел Нэнэ. Она стояла рядом, не в силах
отвести глаз со зловещего лезвия. От увиденного она словно
окаменела.
Черский убрал нож и взял ее под руку.
— Пошли, поедим, — произнес он, двинувшись вниз по улице. — Этот
нам уже ничего не сделает.
* * *
Блинная пристроилась на очень литературном перекрестке улицы
Бабеля и бульвара имени Гоголя, в дешевой пристройке из
пластикового каркаса и стеклянных стен. Теплое дыхание от чугунных
конфорок, аромат свежевыпеченных блинов, десять видов начинок —
даже тот, кто просто проходил мимо, вдруг ощущал в животе сосущую
пустоту, а на ум приходило, что блинчик точно не повредит.