Трое путников спешились, и на всякий
случай Иван повторил ещё раз все детали своего плана. Главное было:
действовать слаженно. Купеческий сын вытащил из седельной сумы
заряженный пистолет, намереваясь дальше нести его в руке. И сунул в
карман сюртука замшевый мешочек с серебряными зарядами; он
металлически звякнул о дверной замок, так и оставшийся там лежать.
От оружия господина Полугарского зависел теперь успех всего их
предприятия, равно как и жизни его участников. А ещё – успех
зависел от того, скольких волкулаков они могут повстречать здесь.
Если троих, и один окажется без лапы – это давало Ивану и его
спутникам шансы вызволить Парамошу и уйти отсюда живыми. Но вот
если – больше...
Но купеческий сын быстро встряхнул
головой: не следовало сейчас углубляться в обдумывание
альтернативных возможностей. Бессмысленно, да и опасно: даже мысли
в Духовом лесу могли обретать силу. Так что, ведя лошадей в поводу,
они трое тоже сошли с тропы и двинулись по следу чернеца. Тот, хоть
дорогу и покинул, не слишком сильно отклонялся от первоначального
направления. Похоже было: он собирается выйти именно к Старому
селу, но не напрямую, а окольным путём. Бог весть, почему.
Сам Иван никогда в том месте не
бывал. В детстве нянюшка Мавруша ему строго-настрого это запрещала.
А потом интерес как-то пропал: перестал Иванушка верить в сказки.
Но сейчас, хочешь – не хочешь, а вспоминались ему все те истории о
Княжьем урочище, которыми в детстве потчевала его Мавра
Игнатьевна.
2
Началось всё, если верить нянюшкиным
рассказам, ещё в ту пору, когда в Духовом лесу процветало
немаленькое поселение, известное ещё со времён царя Иоанна
Васильевича, что прозывался Грозным. Потому-то, вероятно, и
возникло такое название: Старое село. Оно, конечно, было
просторечным; по документам село именовалось Казанским – в
честь храма Казанской иконы Божией матери, который здесь
выстроили.
Впрочем, устрашающие события стали
происходить в Старом селе не при Иване Грозном – существенно позже:
в последние годы царствования императора Петра Великого. Целая
череда странных смертей и недугов поразила тех, кто в селе проживал
или хотя бы его посещал.
А началось тогда всё с того, что
умерли две паломницы – нестарые еще женщины: обеим и пятидесяти не
сравнялось. Они приходили из Живогорска в сельский храм:
поклониться Казанской иконе – чудотворной, как считалось. С
паломничества они вернулись уже нездоровыми: обе – исхудавшие,
сгорбленные, будто постаревшие разом на двадцать лет каждая. И уже
в городе они слегли в один день, а потом – в один день и
преставились. Недели не прошло после их возвращения. А те бабы, что
готовили их тела к погребению, рассказывали потом всяческие ужасы.
Будто бы руки и ноги у покойниц оказались обгрызены каким-то
зверьем до самых костей – мяса на них почти не осталось. Но при
этом столь чудовищные раны не кровоточили и не гноились. Да и,
вернувшись на собственных ногах в Живогорск, обе несчастные на боли
не жаловались, к лекарям не обращались и никому о нападении зверей
ничего не сообщали.