чернец даже не
стал требовать, чтобы уездных стражей порядка не ставили в
известность о похищении Парамоши. Как видно, знал: толку от этого
всё равно не будет.
Но зато перед самым отъездом Иванушка
отправил в алтыновский доходный дом нарочного: мальчишку-разносчика
из лавки на Губернской улице. Написал записку Зине, прося передать
с посыльным пистолет господина Полугарского и особые боеприпасы к
нему. Соврал, что оружие ему требуется просто на всякий случай.
Опасался, что Зине, чего доброго, взбредет в голову самой принять
участие в их вылазке, если она о ней узнает.
А теперь Иван возлагал основные свои
надежды именно на подарок Николая Павловича Полугарского. Тем более
что его серебряные пули уже доказали свою действенность. И жалел
только, что не догадался запастись в дорогу топором. Змей-то в
Духовом лесу было – пруд пруди! Ничего не стоило бы зарубить
парочку – сделать топор змеиным: создать дополнительное
оружие для себя.
Впрочем, если бы план, придуманный
Иваном, сработал, им вполне должно было хватить пистолета. Да и не
собирался купеческий сын приближаться на расстояние удара топором к
обитателям Княжьего урочища. Ими еще прежде, до появления
волкулаков, в Живогорске детей пугали.
(До появления ли?.. Не они ли
изначально и вершили бесчинства?..)
Хотя, кем бы ни являлись прежние
обитатели Старого села, сейчас оно, по официальным сведениям,
пустовало. С первых лет нынешнего, девятнадцатого века в селе этом
никто не жил. По крайней мере, так принято было считать.
– Вот, вот оно – то место! – громким
шёпотом произнёс Никитка, отрывая Ивана от его мыслей. – Уверен:
голубь отсюда взлетел.
Всю дорогу они ехали молча, только по
сторонам озирались – неизвестно было, кто и откуда может за ними
наблюдать.
Они остановили лошадей. Наполовину
заросшая тропа, которую и дорогой-то язык не поворачивался назвать,
вывела их к некому лесному пограничью. Сосновая, светлая часть леса
смыкалась тут с другой, сумрачной: состоявшей из высоченных елей,
кое-где разбавленных белыми колоннами старых берёз, листва на
которых уже начинала желтеть. И на темно-зеленом моховом ковре, что
простирался под елями, отчётливо были заметны глубокие вмятины
мужских следов. Сынок Алексея явно не ошибся: похититель со своей
ношей потоптался здесь. И, свернув с тропы, углубился в ельник.