Прямо как детстве. Когда я хворал,
она не бросала меня на мамок с няньками, но сама сидела у постели,
а допрежь того, как мне рассказывали, у колыбели. Она пела мне и
целовала в лоб всякий раз, когда я открывал глаза.
- Тяжко ещё, мама, - честно ответил
я. – Кишки крутит, горло ссохлось. Но жить буду, коли Господь
даст.
- Отче Гермоген говорит, не попустил
того Господь, Святый Крепкий, - сказала мама, садясь на край
кровати. – Да ты не робей, Александра, садись, облобызай супружника
своего. А коли стеснительно, так выйду я.
Видимо, вопреки всем анекдотам про
свекровь и невестку, отношения у них были довольно тёплые. А может
стали такими, когда я едва Богу душу не отдал.
- Да нет у меня для стеснительного
сил, мама, - улыбнулся я, показывая, что есть ещё силы пошутить, и
от моих слов супруга моя, Александра, залилась румянцем и прикрыла
лицо краем платка.
Но всё же присела рядом со мамой, как
бы невзначай поймала мою руку и чуть сжала. Верно, матери можно
показывать свои чувства, кем бы она ни была, а вот Александре
Васильевне, урождённой Головиной, дочери рода боярского, такое не
пристало. Но по одному этому жесту, лёгкому пожатию её пальцев,
понял я всю силу чувств моей самой любимой на свете женщины.
И ведь интересно, влюбился я в неё
только что или же это тот, прежний, кто подсказывает мне слова и
переиначивает речь, так сильно любил свою жену, что чувство это
прошло через смерть. Отчего-то я знал, что это именно так, а
откуда… Вопросов у меня в голове пока было куда больше, чем
ответов.
- Распоряжусь тебя умыть и дать
малость квасу, - поднялась с кровати мама. – Сил тебе скоро много
понадобится, сынок.
Я сразу не понял, для чего именно, но
пока предпочитал пребывать в этом блаженном неведении.
Мама дала нам с Александрой – именно
так, без всяких уменьшительно-ласкательных – время побыть вдвоём.
Мы глядели в глаза, да в первый же миг, как за мамой затворилась
дверь, супруга моя кинулась гладить моё лицо, целовать щеки и
глаза.
- Живой, живой, слава Богу, слава
Господу, Исусе, Дева Пречистая… - шептала она, покрывая лицо моё
поцелуями.
И никого в тот миг не любил я больше
неё.
Было б чуть побольше сил, и правда,
наверное, дошло бы до стеснительного.
Потом Александра спохватилась,
отстранилась. Не потому, что невместное что-то делала – всё же мы
законные супруги перед Господом, но потому, что тревожить не
хотела. Не спрашивайте откуда я это знаю – прежде никогда не
доводилось мне бывать настолько влюблённым.