Говорил Потоцкий и о том, что называл
полонизацией литовской шляхты. Об этом он любил рассказывать едва
ли не больше чем смаковать детали унижений литовских магнатов на
Люблинском сейме.
- Прежде они больше платьем и
поведение на вас, московитов, походили, - сообщил он, - хотя и
отрицали это всеми силами. Пытались с вами размежеваться как могли.
Да только всё едино – поставь рядом вашего дворянина и литовского
шляхтича, не отличишь. Теперь же все больше в нашем, польском,
ходят. Да и католиков среди литовцев всё больше. Вон даже
Острожский, хотя и защитник ортодоксии, - так Потоцкий называли
православие, - а перешёл-таки в католичество.
- Но ведь лютеране с кальвинистами в
Литве не редкость, - вставил шпильку я. – Радзивиллы хотя бы. Да и
Лев Сапега вроде прежде кальвинистом был.
Об этом мне рассказывал Делагарди,
успевший побывать в польском плену и много чего знавший о тамошних
магнатах.
- Лис Сапега, - отмахнулся со смехом
Потоцкий, - только магометанином и иудеем не побывал. Крещён он в
первый раз был православным.
- А ты, пан Станислав, в какой вере в
первый раз крещён был? – с усмешкой глянул я ему в глаза. – Давно
ли сам в добрые католики записался?
Когда он так нелестно отозвался о
Сапеге глаза самого Потоцкого подозрительно блеснули, и я сразу
заподозрил неладное. Как-то почти болезненно отреагировал он, когда
я затронул тему кальвинизма.
- Не будь ты, пан Михал, мне почитай
что сердешным другом, - глянул мне прямо в глаза Станислав, - так я
бы тебя на двор позвал. Как тебе неприятно, когда царя Грозного
тираном зовут, так и я не люблю о кальвинистах с лютеранами
говорить. Мало ли как меня крестили, когда младенцем был, после я
выбрал себе веру, отказавшись от кальвиновой ереси.
Вопросов веры и в самом деле лучше не
касаться. Из-за них кровь не первый век льётся. Хотя ими, насколько
помню из школьной программы истории, в основном прикрывают свои
интересы сильные мира сего, однако то сильные мира, а для простых
людей это непростой вопрос. Такой вот каламбур.
Конечно, мы не целыми днями сидели в
доме. Позволяли себе и пешие прогулки по Витебску. Город был для
меня совсем новый. С одной стороны он напоминал русские города
средней руки, вроде Суздаля, Смоленска или Владимира, прежде бывшие
столицами удельных княжеств, как, собственно говоря, и сам Витебск.
Вот только стены у него были деревянные и только во внутренних
укреплениях, Нижнем и Верхнем замке остались каменные башни, да и
то не все. Мы же обитали в Узгорском замке, который чаще звали
городом. Он-то и составлял большую часть Витебска. За его стенами
располагался обширный посад, формально городом не считавшийся.
Именно на улицах Узгорского города встречались дома, совсем не
похожие на наши, русские. Почти все состоятельные господа Витебска
первым делом строили себе дом в немецком стиле, и потому небольшой
квартал вокруг Рыночной площади, где главенствовала ратуша, больше
напоминал кусок европейского города, какой-то странной причудой
занесённый в центр совершенно русского поселения.