Они привлекли меня настолько, что я пытался пробраться в кабинет
отца тайком. За что вполне резонно и заслуженно получал наказание.
Я даже пытался выкрасть у отца ключ, только для того, чтобы
взглянуть на них. И вот теперь отец разрешил мне не просто
посмотреть на фигурки, он разрешил к ним прикоснуться, взять их. От
предвкушения этого события у меня сосало под ложечкой и начала
странно кружится голова.
Я вложил ключ в скважину, закрыл глаза, уперся рукой в дверь,
пытаясь унять приступ и восстановить сбившееся дыхание. Чего это я
как барышня волнуюсь? Ждут меня на балу двенадцать кавалеров, на
которых я из окошечка на чердачке уже несколько лет поглядываю.
Тьфу! Аж противно от самого себя стало. Переволновался от встречи с
глиняными фигурками.
И это граф Сонин, наследник титула и фамилии. Ежели кто узнает,
об этом греха не оберешься.
Я взялся за ключ, и голова вновь закружилась. Нет, тут что-то
другое, дело не в скоморохах. Хотя, наверное, и в них тоже. Однако
осознание того, что отец считает меня взрослым, что он доверяет мне
секреты. Он считает меня взрослым настолько, что готов доверить
вещи, к которым даже горничной прикасаться запрещено.
В этом все дело. Я взрослый. И я не очень-то хочу быть взрослым.
Можно я еще побуду ребенком. Мы так мило играли в куклы с
Оленькой.
Передо мной дверь. В руках у меня ключ. Повернуть ключ, толкнуть
дверь, и жизнь изменится, она не будет больше прежней. Я стану
взрослым, полностью самостоятельным человеком. При этом все еще
останусь ребенком и полностью зависимым от родителей. Это забавно.
Это странно. Это...
— Глеб! — обеспокоенный голос Анастасии Павловны заставил меня
перестать придумывать поводы потянуть время. — Глеб, с тобой все в
порядке? Ты стоишь так уже минут десять.
Десять минут? Ого! Вот это нерешительность.
Не отрывая головы от двери, я повернулся в сторону гувернантки,
кивнул ей, подмигнул.
— Все отлично, Анастасия Павловна. Все великолепно, спасибо за
беспокойство. Задумался как завтра взять у вас нашу не доигранную
партию.
— Никак, Глеб Сергеевич, завтра сочельник.
— Ах, да! Карты под запретом. Спасибо! — я сжал ключ, оторвался
от двери, выпрямился. Повернувшись, широко улыбнулся гувернантке,
кивнул ей. Поймал ответный кивок, ответную улыбку и вздохнув отпер
дверь.
Их двенадцать. Они расположились над рабочим местом отца, они
привыкли к его и только к его обществу и теперь смотрели на меня с
неприязнью.