— Потому что ей нравится, как я читаю.
Я изображаю все по ролям, если медведь, то он рычит, — теряя
уверенность с каждым словом, сказал я, - если ежик, то сопит... - я
замолчал. Почему вообще я отвечаю на его вопросы? Он только что
меня оскорбил и пусть я и не понял чем, но отвечать на вопросы
после этого я не буду.
— Согласен, возможно ей и нравится
это, но скажи, как часто она засыпала, не положив на тебя руку, или
не уткнувшись лицом в твое плечо?
Я задумался, скривился и почувствовал,
что промолчать не смогу. Меня распирало от желания ответить, обида
после оскорбления ушла куда-то вглубь, появилась злость. Я
зацепился, за Оленьку. Пусть только попробует тронуть ее, хоть
намеком, тут же на части разорву.
Меня распирало от эмоций, то кидая в
ярость, то окутывая страхом. Прокатывались и ханда и тоска и
печаль. Каждая эмоция решила посетить меня сейчас. Только радость
прошла стороной, так и не заглянув.
Стараясь сохранять внешнее спокойствие
я произнес:
— Мне тоже снятся кошмары. Везде, не
только дома. В гимназии тоже. Даже чаще, чем дома, - я задумался, -
и страшнее. Такова наша судьба, мы аристократы, мы все им
подвержены. И, Арсений Антонович, кошмары ведь не наша семейная
привилегия. Это участь всех аристократов. Всех, до единого. Вы
аристократ? Вам ведь тоже снятся кошмары?
— Снятся, — кивнул он, — однако речь
сейчас не обо мне. Речь идет о тебе. Ты помнишь их? Свои кошмары,
особенно те, что снятся тебе не здесь.
— Нет, — я запнулся. — Не помню. И что
в этом такого? Я никогда не помнил снов.
— Это не так, — подал голос от стола
отец. — Когда ты был маленьким, ты мог во всех подробностях
рассказать каждый свой сон. Но после того, как ты провел лето у
деда Федора ты перестал запоминать сны.
— Ты считаешь, что он со мной что-то
сделал? — я засмеялся и подавился смехом. — Ты потому его не
любишь?
— Отчасти. И я не считаю, я точно
знаю. Не знаю, что произошло там, не знаю, что именно он с тобой
сделал, но после того лета ты не помнишь снов. А еще, — отец
замялся, но Аксаков кивнул, и он продолжил: — Еще после того лета у
деда Федора ты стал..., — он замолчал, подбирая слова. Закусив
губу, он отвернулся и, тяжело вздохнув, не глядя на меня, выпалил.
— Ты неосознанно стал обращаться к темным стихиям.
— Я? — я подскочил. — Отец ты с ума
сошел? Я к темным стихиям? Это же преступление!