Я выплыл. Не помню, как доплыл, пару раз едва не захлебнулся, но
на берег выбрался. Дед улыбаясь стоял надо мной, и совсем не ожидал
услышать от меня то, что услышал. За это я был вознагражден крепкой
затрещиной, сидением в чулане до полуночи и лишением ужина. Однако
в честь того, что я теперь умел плавать, ужин я все же получил.
Не знаю зачем, но я рассказал эту историю незнакомцу в черном
мундире.
- Вы часто ездите к деду?
- Тогда был последний раз. Они с отцом не слишком любят друг
друга.
- И сколько вам было лет?
- Шесть.
- Сейчас четырнадцать. Вы не виделись с дедом восемь лет? – я
кивнул. – А ваши родители?
- Последние три года точно нет. Он не хочет приезжать к нам. А
родители не хотят ездить к нему. Он и Оленьку ни разу не видел.
- Оленька, это ваша сестра? Та кроха, что сидела рядом с вами на
ступенях? - я кивнул.
Он кивнул в ответ, что-то черкнул на бумаге, расстегнул верхнюю
пуговицу кителя.
- Ну, что я вам скажу, Глеб. Все не так плохо, как мне казалось.
Все очень даже не плохо. Не хорошо, но для вас не плохо. Жарковато
здесь, не находите. Прямо-таки дышать нечем, – он расстегнул вторую
пуговице ворота, потянул его на себя, обнажая белую рубаху под ним
и черное пятно татуировки на шее.
Татуировка? У него есть татуировка на шее. Анастасия Павловна
говорила, что видела на запястье, но рук его я сейчас не вижу. А на
шее точно есть. Черная, как китель. Я нахмурился. Неужели этот
странный человек из самой секретной из всех секретных служб сидел в
тюрьме? Татуировки не принимались в обществе. Разве что в
тюремном.
Татуировки осуждались церковью, даже тюремные или солдатские.
Священник, что бывал у нас дома рассказывал, что эти бесовы
картинки пришли к нам от дьявола и несут в себе только зло. И в
качестве примера приводил все тех же заключенных. Он делил их на
уголовников и политических и спрашивал отца видел ли он
когда-нибудь хоть одну татуировку у политического? На что мой отец
отвечал, что вообще их не видел. И священник заканчивал веской
фразой о том, что уголовники творят зло на земле и дьявол отмечает
их деяния картинками на коже. О том, что татуировки бьют такие же
арестанты, священник словно забывал.
Мой взгляд прилип к едва заметной татуировке, разглядеть которую
я не мог, как ни старался. Человек в шинели заметил это и широко
улыбнулся, но воротник поправил так, что татуировка скрылась.