- Что все это значит? – я вытянулся на неудобном стуле, пытаясь
хоть как-то размять затекшее тело. Я знал, что нельзя вставать без
разрешения иначе можно получить пулю. Откровенно говоря, я в этом
сомневался, но проверять не хотелось. Особенно учитывая, как легко
закипал Ласточкин.
- Вы, Глеб Сергеевич, о чем? – он повернулся ко мне, прислушался
к звону ключей за дверью, и приподнял бровь предлагая мне
продолжать.
- О вас. О том для чего вы приходили. Спросить меня пью ли я
кофе? Умею ли плавать? Волочусь ли за юбками? Чего вы хотели, когда
пришли? Зачем вы пришли? И что ваш визит значит для меня?
- Как минимум то, что Ласточкин вас больше бить не будет, -
улыбнулся он.
- Отлично! Я этому рад! Нет, правда. Особенно же я рад, что
теперь меня будет бить человек, так и не представившийся. Вы не
дали ответа в моем доме, когда арестовывали отца. И ответа вы не
дали ни мне, ни хозяйке дома. А ведь она вас прямо спросила. И
здесь, сейчас, начиная разговор, вы тоже не представились. Должны
были и просто как человек, и как дворянин, и как должностное лицо.
Но вы этого не сделали. Но черт с вами и вашим именем. Вы пришли
сюда зачем-то, и я очень сомневаюсь, что цель вашего визита умею ли
я плавать.
Дверь скрипнула, приоткрылась на ладонь, в щели показалась
усатое, раскрасневшееся со вчерашнего перепоя, лицо тюремщика.
Измученный похмельем взгляд его уткнулся в человека в шинели. Тот
мгновение думал, приняв решение, сделал знак рукой и дверь с лязгом
закрылась. В замке заскрипел ключ. Послышались тяжелые шаркающие
шаги тюремщика. И лишь когда они стихли человек в шинели повернулся
ко мне.
- Глеб Сергеевич, - тяжело и вымученно вздохнул он. – Глеб
Сергеевич, - вновь тяжелый вздох.
Он подошел к столу, взглянул на бумаги, протянул к ним руку, но
брать не стал.
- Глеб Сергеевич, - опустившись на стул проговорил он. – Все
должно идти своим чередом. Мы можем ждать события, можем их
торопить или напротив, мешать им, но они произойдут ровно тогда,
когда должны и не секундой раньше. Сейчас вы торопите события, и я
понимаю почему. Нет, правда. Я вас понимаю, хотя бы потому, что вы
не понимаете ничего. За два дня в вашей семье арестовали троих. И
всех троих разные ведомства. Я знаю, вы их не отличаете. Для людей,
что никогда не сталкивались с нашей работой, мы все на одно лицо. И
это верно. Все мы слуги правопорядка. Однако разница есть. Вашего
отца арестовали мы, вас уголовная полиция, а вашу матушку
политическая.