Но она сидела
молча, глядя либо строго перед собой, либо на меня, когда я начинал
возиться или громко скрипеть зубами. Смотрела и не говорила ни
слова. За что я был ей очень благодарен. Она словно понимала, что
мне нужно время подумать. Нужно время, чтобы принять предательство
тех, с кем еще неделю назад сидел за одним столом, тех, кто
улыбался тебе, кто желал тебе здоровья. Тех, кто одной рукой
поднимал бокал в твою честь, другой подписывая документ, делающий
тебя врагом империи.
И это лишь
сделка. Всего лишь сделка.
- Какой сейчас день? – решил я
нарушить молчание.
Светлана Юрьевна, и так не сводящая с
меня взгляда, посмотрела на меня как на дурака, нахмурилась, отчего
ее лицо стало забавно милым.
- А вы не знаете, Глеб Сергеевич? –
голос ее был мягок, но говорила она тяжело, словно связки ее
замерзли, а изо рта шел пар.
- Нет, - я выдохнул, проследил за
тающим паром от моего дыхания, усмехнулся. – Я же сидел в тюрьме, а
там не слишком понятно, взошло солнце или еще продолжается тот же
день. Так какое сегодня число.
- Девятое, - она дернула плечом. –
Девятое января.
- Девятое, - выдохнул я и растекся в
улыбке.
Значит, занятия в гимназии уже
начались и меня на них не будет. Интересно, как к отсутствию
ученика отнесутся учителя. А одноклассники? Они будут переживать,
интересоваться? Скорей всего нет. За те полтора года, что я
отучился там, друзей особо не нажил. Пара соседей по комнате, и
только. И то друзьями я бы их не назвал, так знакомые, что готовы
терпеть друг друга только потому, что выбора нет.
Наташка тоже должна была пойти на
учебу, но теперь ее учителем будет наша бабушка, и я сомневаюсь,
что Наташка получит те знания, которые помогут ей в жизни. Нет,
бабушка у нас хорошая, вот только порядки у нее старые.
Сани остановились слишком резко. Я
едва не упал. Удержался, лишь вцепившись в портьеру, прикрывающую
окна. Светлана Юрьевна же, как сидела, так и продолжала сидеть.
Совершенно прямая спина ее лишь двинулась немного назад, повинуясь
инерции, и вернулась в прежнее положение.
Возница соскочил с облучка, отстегнул
фонарь и отпер дверь.
- Приехали, госпожа, - он низко
поклонился, высоко подняв фонарь и подставив вторую руку как опору
для женщины.
Она кивнула, встала, едва заметно
потянулась, разминая затекшее тело, оперлась на протянутую руку и
спрыгнула в снег.