– Так ведь…
– Батальонный, слава богу, на собрание ваше не успел – но
батальон целиком ночью же заменили и наш отвели за вторую линию на
пополнение, так что три дня вы можете отдыхать и ни о чем особо не
беспокоиться. Разве что здоровье свое поправлять.
– Да, здоровье… голова у меня что-то побаливает. То есть просто
раскалывается, у вас микстуры какой или порошка…
– Если голова болит, то значит она у вас есть и вы живы.
– Мудро, но и сил терпеть больше нет. А от боли не ору потому
что даже орать больно!
– На свет смотреть тоже больно?
– Да.
– Сейчас… вот, держите. Вообще-то в списке дозволенных
препаратов сие не значится, но в моих краях… это китайцы пользуют,
и боль сия гадость утоляет. Но потом снова она начаться может, и я
вам советую терпеть столько, сколько сможете: опий в привычку
входит и если его часто употреблять, то ничего хорошего у вас в
жизни больше не будет. Ну как, полегчало?
– Спасибо, доктор. Но опий вроде не жидкий, или китайцы другой
какой делать научились?
– Это раствор опия, на водке. Действует очень быстро, однако и
привыкают к такому люди еще быстрее, так что до завтра хоть орите,
хоть стреляйтесь от боли – больше его я вам не дам. Но вы заранее
бояться не начинайте: сейчас я вам иной настойки налью, которая
боль не прячет, а лечит. Вы ее выпьете и ложитесь: боль лучше
переспать, а с опием вы как раз уснете быстро. Только сначала фокус
с ведром повторите: опий – он злой, все чувства притупляет, с ним
вы можете и не проснуться вовремя, а прачку здесь найти у нас не
вышло…
В следующий раз поручик проснулся, когда за окном было уже
темно. И проснулся он с тяжелой головой, но не оттого, что голова
по-прежнему болела (хотя и гораздо слабее), а потому, что снились
ему какие-то кошмары. Обычные военные кошмары – но не совсем
обычные. Во сне он почему-то сидел в рубке какого-то корабля,
который плыл не по воде, а по земле – или даже над землей, и
почему-то и звали его другие люди именем «Нави»… впрочем, удивило
его не это, а то, что уже проснувшись, он подумал: «А ведь говорил
Мастер-штурм, что анастетиками злоупотреблять в боевых условиях не
стоит». Подумал – и вдруг понял, что он знает что такое эти
«анастетики».
Впрочем, во сне он увидел (или придумал) и кое-что интересное. И
пока сон не забылся, быстро нарисовал «увиденное» – а затем пришел
Горбатов, осмотрел его, дал выпить стакан какой-то противной
микстуры, и поручик снова провалился в сон. Но на этот раз кошмары
его уже не мучили (а может быть он их просто не запомнил), так что
наутро его благородие поручик Лавров проснулся в бодром состоянии
духа и с относительно приличным самочувствием. То есть голова еще
побаливала, но он решил, что сегодня он сможет уже обойтись и без
микстур. Потому что дел было много, и дел срочных: все же война на
дворе. И надо сделать очень много разного, чтобы в этой войне хотя
бы не погибнуть. Потому что – чему он сам удивился – внутри него
крепло убеждение, что погибать ему категорически нельзя. Он должен
выжить, причем любой ценой, выжить в оставшиеся два с лишним года
войны – ведь на дворе было всего лишь третье сентября пятнадцатого
года…