Сорокадневный сон явно не пошел мне на пользу: хотя Мервин и
снял все ограничения, я никак не могла вернуть прежнее — каким оно
было до прихода Дракона — владение Силой. А еще я запрещала себе
вспоминать то невероятное могущество, которое принадлежало
мне-Духу. Вспоминать было больно: словно бы слепому от рождения
показали всю красоту мира, чтобы потом безжалостно забрать.
Дочь Властелина снилась мне почти каждую ночь — словно мы вновь
превратились в единое существо, летящее на иллюзорных — но таких
реальных — крыльях. Во сне наше время было бесконечно, без
торопливости смертной жизни, без ограничений живого тела, и мы
парили над мирами, сменяющимися в ритме песен Бездны. Все новые и
новые, невероятные, фантасмагорические миры, каких, наверное,
просто не бывает…
Я встряхнулась, отгоняя воспоминания, — в очередной раз, но не в
последний. Все осталось в прошлом, она ушла и не
вернется.
И это было хорошо.
Я вновь и вновь повторяла себе, что это хорошо, что это
замечательно. Что я не хотела становиться живым сосудом для Духа
Бездны. Что я хотела остаться собой, Риэль Шоралл, собой и только
собой! Кажется, я даже начала этому верить...
Дождь продолжался, я сплетала Нити, движения были привычны и
позволяли мыслям бродить, где тем захочется. Пожалуй, мне следовало
отвлечься, вспомнить нечто более важное, чем магия, более
притягательное, чем потерянное могущество.
Я улыбнулась — Мервин, мой упрямый таирт.
Мой эль-эро.
Мне было семь лет, когда мы впервые встретились…
***
Много лет назад…
Мне было пять, когда я научилась погружать няньку в магический
сон и сбегать из гиммея — женской части дворца.
Гиммей остался пережитком тех седых времен, когда только
мужчинам Рода было дозволено видеть лица благородных жен и дочерей
эль-туань и заходить на их половину. Я мало что знала о тех древних
обычаях, узнать больше совсем не стремилась, но наличие гиммея и
необходимость мне, единственной королевской дочери, находиться там
взаперти, была невыносима.
Тогда-то я и научилась незамеченной проскальзывать под носом
стражников, иногда через черный ход, предназначенный для слуг,
иногда через окна. Я не сплетала Нити и не управляла Стихиями, я
растворялась в тенях. Или так мне тогда казалось.
Я представляла, как моя собственная тень удлиняется,
смешивается с тенями в углах комнат и переходов, как они шепчутся
между собой, словно близкие подружки, а потом соглашаются принять в
свой круг и меня. И тогда мои шаги становятся неслышны даже самым
лучшим стражам, мое платье — яркое, вышитое золотом — становится
бесцветным и незаметным, а серый налет покрывает мои волосы и лицо,
пока я окончательно не растворяюсь в тени.