Беспалова начало было рассказывать,
но тут дверь распахнулась и в палату вошла Галина Львовна.
— Так, молодой человек, берите вашу
маму и на выход, — строго велела медсестра.
— На выход? — удивился я, поднимаясь
со стула.
— Маму под руки и в палату
семнадцать, прямо по коридору и направо. Маруся в курсе. Место
освободилось.
— Помер кто? — охнула Мария
Фёдоровна.
— Типун вам… — возмутилась
медсестра. — Выписали, — уверенно заявила Галина Львовна.
Я засомневался в её словах: выписка
на ночь глядя? Но не стал допытываться. Если кто-то и помер на том
месте, Беспаловой лучше не знать. Мало ли как отреагирует,
разволнуется, запротивится. А в этой палате её точно не оставят.
Она вроде как для экстренных пациентов, который обратились с острой
болью или на скорой прибыли.
— Идёмте… мама… — запнулся я.
— Пойдём, сынок, — закивала Мария
Фёдоровна, сглаживая мою запинку. — Спасибо вам, — уважительно
поблагодарила нашу фею в белом халате.
— Да чего уж там… — отмахнулась
Галина Львовна, но видно было, приятна ей благодарность.
«Сбегаю с утра, куплю коробку
конфет, — решил я. Доброе слово и кошке приятно, а тут нам вон как
помогли, на ночь оставили, на улицу не выгнали. Честно говоря, в
больницах в своё советское время бывал редко, не знаю, как оно всё
тут устроено. Но отчего-то думаю, могли бы и домой отправить, раз
вроде как всё в относительном порядке оказалось и Беспалову не
госпитализировали.
— Осторожно… мама… — я поддержал
Марию Фёдоровну, которая слишком резко поднялась, оттого
покачнулась, видимо, голова закружилась.
Странное чувство возникло где-то в
районе сердца. Который раз за вечер произношу это слово. Никогда не
использовал его в своей жизни по отношению к себе. Не привык. Губы
как будто судорогой сводит, в глазах что-то свербит, а в груди
отдаётся непонятным. Жаль, не повезло Егору с родителями… Зато с
чужими людьми повезло.
Вон как Егорка по душе Митричу
пришёлся. Да и соседка, Степанида Михайловна, тоже не прочь
молодого учителя в сынки записать… Да только как-то незаметно, в
одночасье, прикипел я душой к шебутному Василь Митричу. Теперь вот
и жена его мне вроде как мамой стала…
Мама… Никогда не знал, каково это —
просыпаться и засыпать с этим словом. Пацанов в армии гонял
нещадно, заставляя письма матерям писать, не отлынивать. Как
говорится, что имеем — не храним. Поздно плакать на могилках, когда
родителей не стало. Мёртвым всё равно. Живым внимания не
хватает.