— А если не справлюсь? - лучше знать, к чему готовиться. Мало ли
что.
— Ещё раз в баньку сходим. Но должен совладать, конечно. Вон как
он хвалил тебя. На моей памяти — первый раз так гостю порадовался,
- мне показалось, или ведро в руках старика дрогнуло?
— А много гостей было… на твоей памяти? - где-то глубоко внутри
я знал, что лесник выглядит значительно моложе своих лет. Но
точного ответа не было. Значит, надо было задать точный вопрос.
— Я, Славка, давно живу. Многое видел. И многих. Полторы сотни
человек привёл к Дубу, сто пятьдесят первый ты. Он не каждый год
гостей зовёт, и ни разу не было, чтобы больше двух за год. А
родился я в один год с Императором Всероссийским Александром
Третьим Александровичем, - покосился на меня лесник, будто проверяя
эффект от сказанного.
Эффект был. Память копнула в школьную программу и сообщила, что
Император-богатырь родился точно не в двадцатом веке, и даже не в
конце девятнадцатого. Точный год не сообщила. Я уставился на
Алексеича по-новому, с изумлением.
— Мне полтораста давно уж исполнилось, Славка. Дуб друзей
бережёт, помогает, хвори отводит, немочь старческую гонит. Говорят,
те, кто больше одного Дерева в друзьях имеет — ещё дольше живут, да
только я таких не видал давно. Их чёрная сволочь ищет рьяно,
настойчиво, не жалея ни слуг, ни времени.
Ведро снова дёрнулось. Теперь это было очевидно. Кто-то внутри
явно стремился наружу. И знакомиться с ним мне решительно не
хотелось.
— Не робей, Славка. Смотри внимательно. Я сейчас крышку сниму,
ты не дыши — вдруг спорами плеваться начнет, паскуда? Тебе надо в
руки его взять, да в топку засунуть. Если ростки к тебе тянуть
начнёт — стряхивай. Быстро присосаться не должен — в кипятке
полежал, но в виду имей. Сильная тварь, матёрая. Кто и подсадил-то
тебе такую?
Лесник раскрыл топку, в которой ярко горел огонь. А я ещё с утра
удивлялся — откуда это дымом тянуло? В маленьком закутке стало
посветлее. Неровный свет поселил на стенах большие пляшущие тени,
смотревшиеся тревожно, как раз под стать ситуации. Протянув мне
голицы, дед пододвинул ведро между мной и пламенем. Я натянул
варежки повыше — мало ли что означало это «присосаться» и «ростки
тянуть». Снял с миски булыжник, отложив в сторону. Алексеич не
сводил глаз с моих рук. У него в левой появилась кочерга, а в
правой — тот складной нож с белкой, которым он недавно открывал
сгущёнку.