— Глашенька, милая, — с нежной хрипотцой проворковал я. — Плюнь
ты на этого старого чудака! Будет лезть под юбку, бей по роже. А
если он тебя ударит, я его вызову на дуэль, по всем правилам
дворянской чести. У нас, у Горчаковых, ко всем женщинам всегда
относились с уважением, независимо от сословия.
От этой салонной воркотни, горничная окончательно поплыла. Судя
по тому, как она замерла в ожидании, я мог бы сейчас к ней не
только под юбку залезть. Однако я ее пока не трогал. Не столько
потому, что «в нашем роду» всегда с уважением относились к женской
чести, сколько из соображений гораздо более приземленных. Женщину
столь же опасно преждевременно удовлетворить, как и не
удовлетворить вовсе. А ведь Глафира Васильевна для меня весьма
ценный человек. Князь ее притащил из самого городу Парижу, и сия
перезрелая девица знает язык веселых галлов, они же — франки. В
отличие от меня. И страсть любит как пересказывать чужие сплетни.
Интересно, ее уже завербовал Радиховский?
— Спасибо вам, Василий Порфирьевич, — почти простонала Глаша. —
Если бы не вы...
— Ну-ну, полноте... — пробормотал я, с искренним сожалением
отстраняясь. — Принесите князю его засаленный бухарский халат... Их
светлость продрогли-с...
Она присел в книксене, продемонстрировав аппетитные коленки,
выглядывающие из-под короткой юбчонки. Я по-офицерски коротко, но
четко склонил голову и вышел из гостиной. Надо бы пойти
проветриться, покуда погода дозволяет. А заодно заглянуть к Лазарю
Ивановичу. Вечером я буду занят. Часика за два до наступления
комендантского часа у князя соберется обычная гоп-компания. Будут
сплетничать, обсуждать новости с фронтов Второй Мировой и строить
свои химерические планы возрождения Святой Руси в тени крыл
тевтонского орла. С*ки...
Апрель на Русском Севере — первый весенний месяц, а не второй,
как в других краях. Снега на центральных улицах Пскова почти не
осталось, а вот галок и ворон на ветвях деревьев заметно
прибавилось. Некоторые даже облюбовали виселицу. А ведь на ней
новые повешенные. Вчера висело трое мужиков и девушка. Помнится, у
меня даже горло перехватило. Почудилось, что Наташа. Нет, другая!
Правда, от этого не легче. А сегодня, гляжу, четверо парней
комсомольского возраста висят. Изуродованы так, что сразу видно, в
подвалах гестапо побывали.