Мою лапу пронзил болезненный укол.
Хвала черным богам, что лягушки – живучие создания.
Я знала ответ на этот вопрос, ведь
эту болезнь создала я, когда была великой и могущественной черной
жрицей, имя которой боялись произносить в ночи именно по этой
причине.
Это моровая порча. Не совсем болезнь, больше –
проклятие.
Тысячи лет назад у меня не было армии.
Чтобы защитить свои земли, пришлось ее создать. Но как объяснить
это царевичу?
Я громко квакнула, чтобы привлечь
внимание Хотена.
Темные брови царевича Здебора
удивленно приподнялись, и он вдруг с ухмылкой спрятал меч в
ножны.
– Говорят, ты живешь с лягушкой,
брат. Разговариваешь с ней и даже ешь, – задумчиво произнес старший
царевич, прищурив голубые глаза. – Что скажешь на это?
– Я не только ем с лягушкой, но еще и
сплю, – не моргнув и глазом, выдал Хотен.
Повисла напряженная пауза.
– Меньшего я от тебя и не ждал, –
надменным тоном произнес Здебор. – У тебя три дня, чтобы вылечить
отца. Не справишься, скормлю ему лично. Живьем. А вот, кстати, и
ужин.
Дверь с грохотом открылась, и в
затхлый покой вошел царевич Мстивой, ведя за руку испуганную
девушку в белом переднике, после чего Здебор и Хотен,
переглянувшись, молча покинули царский чертог.
Нас заперли в темном пыльном чулане,
который оказался покоями царевича Хотена.
О, черные боги, какой же здесь
бардак.
Это не комната, а склад заплесневелой
рухляди. Вот для чего здесь
чучело медведя? Или ширма для переодевания? Или кровать с
мечами?
– Меня пытались убить во сне, но я
выжил, – довольным голосом сказал Хотен, бережно вынув меня из
нагрудного кармана и посадив в деревянный кубок с водой. – С тех
пор я не живу здесь. Только храню вещи, которые напоминают мне о
неудачных покушениях.
– Здесь меня чуть не утопили, –
добавил царевич, указывая рукой на деревянную бадью для
купания.
Теперь ясно, почему он так редко
моется.
– А тут – чуть не задушили поясом, –
сказал Хотен, кивнув в сторону алого кафтана, украшенного вышитым
кушаком.
– Из этого самовара чуть не отравили,
– с ухмылкой произнес царевич, не сводя взгляда с какой-то ажурной
ржавой бочки, и развалился на скрипучей лавке, у которой тоже,
наверное, была своя история, о которой мне, хвала богам, ничего
пока неизвестно. – На нем раньше висела связка отравленных баранок,
но ее сгрызли мыши и сдохли. Их трупы я тоже храню – внутри
самовара.